Граф Рейхард
Шрифт:
У Кмоха уже не оставалось сомнений в злодейских умыслах незваных гостей. Он схватил железный ухват и кинулся на слепца, вошедшего первым.
Слепец остановился, прислушиваясь. Чёрной тенью застыла в дверном проёме его сутулая фигура. Ганс со всего размаху обрушил ухват на лысую голову, та с треском раскололась и слепец начал медленно заваливаться. Падал он, однако, как-то странно, боком, в ту сторону, где стоял Ганс...
Дальше случилось то, отчего волосы на голове крестьянина поднялись дыбом. Руки безголового мертвеца
В дом один за другим входили слепцы.
Эй, Зиберт, отзовись!
– глухими голосами говорили они.
– Где хозяин? Зиберт, что молчишь?
Безголовый Зиберт не мог произнести ни слова, но его тело продолжало шевелиться и даже как будто пыталось встать на четвереньки...
Кто-то из слепцов наткнулся на него палкой и наклонился к нему.
Зиберт!
– Он ощупал его.
– Зиберт, это ты?... Э, да тебе снесли голову... Братцы, у Зиберта головы нет!
Ганс подбежал к окну, собираясь выскочить в него, но его шаги тотчас услышали слепцы. С прытью, которую трудно было ожидать от этих увечных, они метнулись за ним. Ганс чудом увернулся от чьей-то протянутой руки.
В углу на лавке как ни в чём не бывало сопел спящий Герштеккер. Обнаружив его, слепцы разразились радостными криками.
Тут мужик, - заговорили они, жадно ощупывая его грудь и живот.
– Похоже, не старый... Да чего там - молодой!... Кожа гладкая и живот не выпячивает... Повезёт тому, кому достанется такой живот!...
Писарь проснулся и, увидев слепцов, завопил от ужаса. Его тут же снова опрокинули на лавку. Откуда-то появилась верёвка, которой его начали связывать.
Писарь отвлёк на себя внимание большинства слепцов и за Гансом продолжали охотиться только двое.
Тише! Тише!
– кричали они своим товарищам.
– Мы не слышим из-за вас хозяина!
И всё же слух у этих существ оказался поистине дьявольским. Любое шевеление Ганса выдавало его с головой, и они тут же устремлялись к нему, словно были зрячими. Через минуту Ганс убедился, что спастись от них невозможно. Выход из избы был перекрыт, к тому же они размахивали палками так, что раза два или три чувствительно задели беглеца.
Вот он, здесь!
– гнусавили они щербатыми ртами.
В последней надежде Ганс бросился к лестнице на чердак. Палка слепца просвистела у самого его уха, но Ганс добрался до лестницы и проворно полез наверх.
Когда он перебирался с верхней ступеньки в душную черноту чердака, преследователь был у него уже за спиной и протягивал к нему свои скрюченные подагрой пальцы. Кмох ткнул ногой ему в голову, и тот, хрипло ругаясь, заскользил вниз по лестнице, увлекая за собой взбиравшегося следом товарища. Затем Ганс принялся колотить ногами и кулаками по лестнице. Подгнившее дерево трещало, лестница раскачивалась и наконец обрушилась, подняв целый
Какое-то время в пыльных клубах раздавались ругань и кряхтение, а когда пыль осела, Ганс снова увидел слепцов. Они расхаживали по избе и ощупывали всё, что им попадалось. Время от времени их незрячие лица обращались к отверстию в потолке.
Он там, - звучали их глухие голоса.
– На чердак улизнул... Может, ещё есть лестница? Ищите... Надо поймать его до первых петухов...
Слепец с лицом Хебера пробасил:
Того ещё успеем, а пока этим займёмся, - и он показал на связанного писаря.
Ганс боялся пошевелиться, зная, что малейший шорох стразу привлечёт к нему внимание страшных существ. А в том, что это не люди, а выходцы из преисподней, он уже не сомневался: слепец, которого он только что лишил головы, поднялся с пола, нетвёрдой поступью подошёл к скамье у стены и сел.
Увидев безголового, Герштеккер завыл от ужаса. Слепы снова принялись его ощупывать. До Ганса долетали их голоса:
Мышцы на руках хороши...
Правая рука должна достаться мне. Я не менял свою уже лет пятьдесят... Пощупайте мою правую руку, во что она превратилась...
Ишь, чего захотел - правую руку... Будешь тянуть жребий вместе со всеми...
Ганс понемногу перевёл дух. Он смотрел из чердачного люка на калек, которые сбрасывали с себя рубища, обнажая свои нелепые тела и становясь от этого ещё уродливее и страшнее. А от разговоров их и вовсе бросало в дрожь.
Но Зиберту же вы отдаёте голову без жребия!
– спорил один из слепцов.
Ты, Руди, совсем выжил из ума, - отвечали ему.
– Зиберту в любом случае надо отдать голову, не будет же он ходить без головы!
Не хнычь, Руди. Тебе с гнилой рукой больше милостыни подавать будут.
А, идите вы к чёрту!
– кипятился слепец, которого звали Руди.
– Мне нужна новая правая рука!
Получишь её, коли удачно бросишь кости.
Ганс вдруг подумал о жене. Она ведь ничего не знает. Она может войти в избу и попасть в лапы к этим демонам!
Слепец с сильными руками вышел на середину избы и стукнул об пол палкой, привлекая к себе внимание.
Значит, так, - объявил он.
– Голову отдадим Зиберту. Остальное будем делить.
Правильно, Гюнт!
– загудели слепцы.
– Остальное поделим по жребию, как всегда делаем!
Мне-то правая рука не нужна, - продолжал Гюнт, - так что твои, Руди, шансы заполучить её повышаются.
А ноги? Ноги?
– чуть ли не хором заголосило сразу трое или четверо.
Ноги для слепцов были, пожалуй, самой большой ценностью из того, что называлось телом Якоба Герштеккера. Слепцы их ощупывали с особенным вожделением.
Хороши ножки!
– причмокивали они.
– На них до самого Нюрнберга дойдёшь, а то и того дальше - до блаженной Италии...