Граф Рейхард
Шрифт:
Моя новая нога превосходна, лучше не надо!
– говорил Руди.
– Правда, она чуть длиннее другой, но это неважно. Главное - она совсем целёхонькая и на ней можно даже скакать!
На моей новой правой руке нет ни одной язвы, - вторил ему Килькель, - кожа даже не начала сохнуть. Сколько она мне послужит, как ты думаешь, Николаус?
До следующего трупа, который мы получим, - смеясь, отвечал Николаус, которому досталась грудь Алоиза.
– До следующего трупа!
Их товарищи, которым от бородача ничего не перепало, прислушивались к веселью
Хватит вам беситься!
– пропищал наконец коротышка Шютц.
– Давайте скорее приступим к разделке второго тела. Мне осточертело ходить с драным животом. Может, я сейчас получу новый?
И он впился дрожащими от вожделения пальцами в живот Герштеккера.
Зиберт грубо толкнул его в спину.
Тебе нужен живот?
– проговорил Зиберт с яростью.
– А нам всем нужны глаза! Да, мы хотим видеть, чёрт тебя подери, но обречены на вечную слепоту, и повинен в этом ты, Шютц!
Зачем вспоминать старое?
– заскулил тот.
– Это было так давно... Лет триста прошло, не меньше...
Да, - распаляясь, продолжал Зиберт голосом бедняги Алоиза.
– Мы бродим по миру триста лет, перебиваясь подаянием. И на эту нищенскую жизнь, на вечное попрошайничество обрёк нас ты, Шютц!
В тот день я выпил лишний стаканчик вина...
– дрожащим голосом пролепетал коротышка, отползая на четвереньках от разгневанного приятеля.
– Я забыл заклинание для заимствования глаз... Забыл... Я повторял, повторял его весь день и всю ночь, но оно такое сложное, такое труднопроизносимое, что...
– Шютц прослезился.
– Что в тот момент, когда надо было взять новые глаза, оказалось, что я забыл его...
Забыл!
– закричал Килькель громовым басом.
– А того человека, которому мы отдали наши души в обмен на заклинания, и след простыл... Где нам теперь его искать?
Но это был не человек!
– взвизгнул Шютц.
– Это был сатана в человеческом облике!
Слепцы умолкли. Словно ледяной вихрь промчался между ними, они поёжились, зубы их дробно застучали.
Да, это был сатана, не иначе, - согласился молчаливый Андреас.
– Он хромал и картавил, один глаз его был закрыт бельмом, а другой глядел так пронзительно, что мороз продирал по коже...
До встречи с ним мы были нищими, больными, убогими бродягами, наши тела разъедала проказа, - сказал Гюнт.
– Были, считай, наполовину мертвецами... Он встретился нам в полночь у развилки трёх дорог и подарил бессмертие...
Заклинания, которым он нас научил, не только спасли нам жизнь, но и продлили её на сотни лет, - подхватил Зиберт.
Помните самую первую нашу жертву - подвыпившего прохожего, которого мы подстерегли на дороге и задушили?
– заговорил мечтательно Николаус.
– Тогда мы впервые испробовали заклинания на деле. И получили от ещё тёпленького трупа его руки, ноги, голову, грудь и живот. А взамен отдали ему части наших изъеденных проказой тел... До сих пор с удовольствием вспоминаю, как мы в первый раз кидали жребий, - он захихикал, потирая руки.
–
Мы взяли от трупа всё, кроме глаз!
– рявкнул Зиберт и с силой выбросил кулак в том направлении, где, по его расчётам, должен был находиться Шютц.
Но вместо Шютца ему подвернулся деревянный чурбак. Зиберт выругался.
Ну, Шютц, попадись ты мне, безмозглая скотина!
Что стоит бессмертие без глаз?
– заговорил Гюнт.
– С глазами мы бы не нищенствовали. Мы разбойничали бы на дорогах и легко завладевали бы новыми молодыми телами...
Или стали бы ростовщиками, - подхватил Николаус, вспомнив своё давнее прошлое.
– Ссужали бы деньги под проценты!
Или открыли бы харчевню, - поддакнул Руди.
Гюнт в сердцах ударил палкой по полу.
Каждый из нас запомнил одно из заклинаний, которые сообщил нам хромой незнакомец, - сказал он.
– Мы запомнили заклинания для заимствования ног, рук, головы, торса, живота с кишками... Все вместе, объединившись, мы можем взять у трупа всё его части... Тебе, Шютц, доверили запомнить заклинание для заимствования глаз. И ты подвёл. Подвёл нас всех.
Такое простить невозможно, - негодующе зашипели слепцы.
– С глазами мы жили бы припеваючи, не мёрзли бы под снегом, не мокли бы в лохмотьях под дождём...
Они окружили Шютца и принялись пинать его ногами.
О! о! о!
– вопил Шютц.
– Бедный мой живот! Только не по животу... Он гниёт, из него вываливаются внутренности... О!... о!... о!...
Зиберт вдруг разразился мстительным хохотом.
Знаете, что?
– рявкнул он.
– Если ему нужен новый живот, то он его получит! Там, у забора, лежит здоровая, толстая, только что задушенная баба. Совсем свежая...
Ганс похолодел. Внутренне он уже был готов к тому, что его жена погибла, но всё же слова слепца заставили его содрогнуться.
Её живот слишком толст для моего тщедушного тела, - проскулил Шютц.
– Если вы мне его передадите, то он будет выпячивать... К тому же он всё-таки... женский...
Слепые подхватили смех Зиберта.
Это будет для тебя хорошим наказанием, гнусный пропойца, - сказал Гюнт.
– Тащите его к бабе! Дадим ему новый живот, чтоб не ныл!
Дадим!
– заголосили слепцы, подхватили упиравшегося Шютца и толпой вывалили из дома.
Андреас, Килькель, останьтесь здесь и следите, чтоб хозяин не сбежал, - прибавил Гюнт, выходя с остальными из избы.
Ганс непрерывно крестился, шептал молитвы и с надеждой смотрел на окна, за которыми реял слабый свет зари. Ему почему-то казалось, что утро должно развеять колдовские чары. Во всяком случае, при свете дня слепцы уже не должны казаться такими страшными...
Со двора доносились голоса слепцов, среди которых выделялся пронзительный писк коротышки Шютца. Наконец жуткие создания снова ввалились в избу и сразу направились к связанному писарю. Почуяв свою смерть, Герштеккер побагровел, застонал, задёргался.