Граф Вальтеоф. В кругу ярлов
Шрифт:
– Значит, знаешь своего господина! – в бешенстве заорал Вальтеоф. – Я – Вальтеоф – граф Вальтеоф. Стой! Назад!
Каким-то образом им с Торкелем удалось создать какое-то подобие порядка в этом хаосе. Оти согнал отстающих, и даже Хакон занялся черной работой.
Вдруг из темноты беззвучно выплыла знакомая фигура. Грязный, раненый, с безвольно повисшей рукой, воин.
– Господин! Это действительно вы? – Осгуд с трудом дышал, полумертвый от усталости. Он вздохнул с облегчением, когда увидел графа.
– Осгуд! Слава Богу!
– Ты с людьми? – быстро спросил Вальтеоф, вглядываясь в темноту.
– Нас
– Мы можем стоять здесь. Где Альфрик?
– Погиб. – Осгуд содрогнулся – он потерял друга. Вальтеоф, сжав зубы, посмотрел на небо. Неужели не будет конца этим потерям, страшному горю? Неужели они для того победили при Стамфорде, чтобы потерять всех здесь? Со стороны холма послышался топот копыт – норманнская кавалерия догоняла бегущих. Некоторые бросились было бежать, но Вальтеоф перешел от отчаяния к действию – он приказал всем стоять и биться.
Нормандцы в темноте не увидели глубокого оврага и не успели остановиться. Кувыркаясь и падая, лошади скидывали седоков через головы в кусты, воду, в боярышник и грязь.
– Вперед, – зарычал Вальтеоф. – Вперед!
Он спрыгнул с лошади, скатился с откоса, его люди бросились следом, и скоро они оказались среди испуганного и растерявшегося врага, убивая с яростью, которую ничто не могло погасить.
– За Леофвайна! За короля Гарольда! – теперь Вальтеоф плакал, он был вне себя от горя – им овладел страшный гнев викинга. Он убивал, не видя врага, не слыша его криков и стонов. Это было не больше, чем кровавая месть.
– За Леофвайна, за Леофвайна! – он обрушивал топор на все, что двигалось, наступая на трупы, скользя в лошадиной крови, слыша только собственные рыдания. Если бы кто-то его и ударил, он бы этого не почувствовал. Надо было только убивать и убивать, до тех пор, пока никто не останется в живых.
Наконец, изнемогая, он прислонился к дереву. Граф потерял в сражении шлем, по ноге стекала кровь, потому что от удара открылась рана. Торкель и Осгуд были рядом.
– Теперь мы должны вернуться, – сказал Торкель. – Видишь там, на вершине холма, новые нормандцы. Хотя и сомневаюсь, чтобы они рискнули спуститься, но в любом случае, мы ничего не сможем сделать против кавалерии.
Вальтеоф вгляделся в темноту, но ничего не увидел. Он все еще слепо цеплялся за свое дерево.
– Видит Бог, мы им отомстили, – сказал Осгуд с мрачным удовлетворением. – Никого из тех, кто спустился, не осталось в живых. Вернемся, господин.
Вокруг него стали собираться люди, охваченные похожими чувствами: они отомстили нормандцам и теперь могут покинуть поле боя. Внезапно юный Хакон бросил свое копье на землю и разразился слезами. Видя, что господин их еще не в состоянии говорить, Осгуд взял все в свои руки:
– Возвращайтесь на холм, фирды. Уходим в Лондон. Одна битва не даст герцогу Вильгельму королевство, а?
Он посмотрел на Вальтеофа, затем на Торкеля, который кивнул в ответ, и сказал:
– Теперь в Лондон.
Осгуд повел людей наверх, цепляясь за деревья, и только Оти и Хакон, все
– Идем, – настаивал Исландец, – идем, пока нормандцы не вышли на дорогу.
Вальтеоф повернулся к нему, и тут что-то у его ног зашевелилось – нормандский рыцарь поднял голову. Кажется, он был не ранен, а только оглушен падением. Он тоже потерял шлем, его копье лежало в нескольких ярдах поодаль, но он даже к нему не потянулся. В овраге теперь наступила тишина, кавалерия вроде бы отошла на основные позиции, и минуту никто не двигался.
Вдруг рыцарь заговорил, задыхаясь, по-саксонски:
– Я тебя знаю. Ты – граф Вальтеоф.
Эти слова поразили графа и вернули его к действительности – он стоял над врагом, который знал, кто он такой.
– Я видел тебя прошлым летом при дворе короля Эдуарда, – продолжал рыцарь. – Меня ты тоже убьешь? Мой отец и братья погибли.
Оти нагнулся и взмахнул топором, но Вальтеоф схватил его за руку:
– Пускай идет, – сказал он и судорожно вздохнул. Он вдруг почувствовал отвращение от этой кровавой резни и отвернулся, предоставив одинокого нормандца его судьбе.
Выбравшись из оврага, они обнаружили, что лошадей нет. Возможно, их увели бежавшие фирды, но вскоре Торкель поймал брошенную кобылу, и друзья помогли Вальтеофу на нее взобраться. Вальтеоф, почувствовавший сильную боль в раненой ноге, позволил везти себя, куда они захотят.
В темноте начал накрапывать дождь, попадая на лицо и за шиворот. Граф был совершенно опустошен, он ничего не видел, кроме Телхамского хребта. Кругом повисла мертвая тишина. Леофвайн, теперь незримый, на небесах, Гарольд распростерт среди трупов и разбитых шлемов, и где-то нормандские кони втаптывают в кровавую грязь знамя с драконом.
Глава 5
Аббат Ульфитцель Кройландский, столь же святой человек, сколь и мудрый политик, считал, и довольно справедливо, что монахи не имеют право принимать участие в военных действиях. Человек Божий должен быть мирен, и поэтому он сохранял свою братию вдали от тревог, потрясавших Англию.
Его брат, аббат Леофрик из Петербороу, он же «Золотой город» – название, данное ему за те богатства, которые в нем хранились, думал совсем иначе и был на поле боя вместе с некоторыми из братии. Спустя две недели после сражения, смертельно раненый, он был возвращен в аббатство святыми молитвами и тремя монахами. Отсюда, умирая в канун праздника Всех Святых, он послал гонца в аббатство Кройланда с приглашением Ульфитцелю приехать как можно скорее.
Ульфитцель, взяв с собой только брата Куллена, выехал немедленно в Петербороу. Там он нашел аббата в его келье в окружении коленопреклоненной братии, поющей псалмы.
Бледное лицо Леофрика просветлело при виде гостя, и, сократив молитву, он отправил монахов прочь, желая остаться с ним наедине.
– Хорошо, что ты пришел, – сказал он еле слышно. – Боюсь, что я не доживу до дня Всех Святых, если даже и переживу День поминовения. Не правда ли, это удачное время для смерти?
Ульфитцель встал на колени около кровати и взял холодную руку аббата. Он знал Леофрика достаточно хорошо, чтобы попытаться успокоить его: смерть была явно начертана на бледных чертах.