Граф, Юннат и Катафот
Шрифт:
Еще в восьмом классе Женька выбрал для себя другой объект обожания. Училась с ним одна девчушка – Маринка Воробьева, несуразный угловатый подросток с дурацкими косичками и вечными чернильными пятнами на руках и на фартуке. Досаждала она ему постоянно: то булавкой в спину уколет, то ущипнет, то еще какую-нибудь мелкую пакость придумает – заигрывала она с ним так. В ответ Граф совсем не по-рыцарски отвешивал ей увесистые подзатыльники и даже плевался как верблюд, зло и обильно. Но однажды на уроке он обернулся назад, взглянул на Маринку и ахнул. Где были раньше его глаза? Он увидел перед собой восхитительное создание, совершенное, насколько может быть совершенной пятнадцатилетняя девушка. Огромные черные глаза, тонкий
– Чего уставился?
Женька в ответ глупо ухмыльнулся и вдруг ляпнул первое, что пришло в голову:
– А у тебя большие сиськи выросли!
– Фу, дурак…
Оскорбленная девушка наотмашь влепила нахалу звонкую пощечину, но Граф впервые не ответил ей тем же. Молча поглаживая ушибленное место, он смущенно отвернулся и, увидев прямо перед собой довольную физиономию Стасика Кабанова, отвесил Стасику такого «леща», что тот свалился под парту. С урока Женьку, конечно, выгнали, но разве это что-то меняло? С тех пор парень не прекращал демонстрировать Маринке знаки своего особого расположения, не обращая никакого внимания на сплетни и насмешки окружающих – тем более что кулаки у него были железные, а репутация вздорная. Кажется, девушка не имела ничего против такого поворота событий, и все плавно шло к чему-то более серьезному, нежели подростковая привязанность. Но восьмой класс закончился, Воробьева ушла из школы, поступив в техникум, и на полтора года как-то выпала из Женькиной жизни. А два дня назад, бесцельно шляясь по городу с Пряником, Женька вдруг встретил ее.
Маринка шла со стороны железнодорожной станции. Был ранний вечер, закатное солнце золотистой бархатной канвой окружило ладную фигуру девушки, словно решив таким образом выделить это чудо природы из серой, понуро бредущей толпы. Ах, как хороша она была! Одного взгляда было достаточно, чтобы прежнее Женькино чувство вспыхнуло с новой силой.
– Привет, мальчики! – воскликнула Маринка, помахав парням рукой. – Я так рада вас видеть!
– Здорово, Воробей! – весело ответил Пряник, назвав ее старым школьным прозвищем. А Женька только пробурчал что-то невнятное, тщательно пытаясь скрыть нахлынувшие переживания.
Подбив друга навязаться Маринке в провожатые, сам Граф всю дорогу до ее дома по большей части молчал, предоставив право разговоры разговаривать своим спутникам, чем те и воспользовались, умудрившись за короткое время пути обсудить кучу тем. Беседа получалась непринужденной и беспредметной – обо всем и ни о чем. Граф жутко завидовал Прянику, но побороть себя и вступить в диалог не мог, хотя при этом жадно пожирал объект своей страсти горящими глазами. Попрощавшись с девушкой у подъезда, парни сели на скамейку и закурили.
– Ну, как тебе твоя бывшая? – напрямик спросил Вовка после хорошей затяжки. – Ничего деваха получилась, да?!
– Угу… – как-то неопределенно ответил Граф, с видимым безучастием пуская толстые кольца дыма и одновременно всеми силами пытаясь унять нервную дрожь в руках.
Озадаченно поглядев на товарища, Вовка ехидно улыбнулся:
– Да ты, никак, опять запал на нее? Поздновато спохватился.
– Это почему же? – мрачно поинтересовался Женька.
Пряник ловко сплюнул желтую слюну сквозь изрядную щербатину в зубах и, проводив ее взглядом, сказал.
– Помнишь Витьку Лозинского? Ну, весь фирменный такой?
– …?
– Он теперь на твоем месте вполне неплохо себя чувствует!
– Фигня! – самоуверенно отмахнулся Женька, так и не вспомнив предполагаемого соперника.
– Да нет, не фигня, я слышал, у них там серьезно завертелось! Так что лучше не лезь.
– Это мы еще посмотрим, – злобно процедил Граф, отбросив в сторону недокуренную сигарету.
– Ладно… Смотри, я предупредил, – пожал плечами рассудительный Пряник, поднимаясь со скамейки.
На том разговор, собственно, и закончился. Пожав друг другу руки, ребята разошлись по домам. Вовке с утра надо было выходить на ПТУшную практику, и он никак не хотел ее пропускать. Женька же после всего пережитого размышлял о том, какая причина могла бы заставить его завтра пойти в школу, и не находил ни одной.
Глава 4.
Назавтра Граф битых два часа проторчал около станции верхом на своем железном коне, ежась от холода. Он пропустил уже пять электричек, а Маринки, как назло, все не было. Наконец, когда зубы стали отбивать замысловатую чечетку, а терпение подошло к концу, очередной электропоезд привез ему награду за упорство. Маринка вышла из последней двери последнего вагона, но не одна: вокруг девушки вьюном вились два каких-то незнакомых хмыря. Активно жестикулируя и паясничая, они всеми силами стремились развеселить свою спутницу, что, надо признать, получалось у них неплохо: девушка просто покатывалась со смеха. Наличие этих двоих как-то не входило в Женькины планы, и планы пришлось корректировать прямо на ходу. Яростно крутанув ручку акселератора, Женька поднял бедного двухколесного ветерана на дыбы и, распугивая прохожих, понесся вперед. Казалось, еще мгновение – и мотоцикл раскатает по асфальту одного из Маринкиных спутников, но тормоза, истошно заверещав, остановили машину всего в паре сантиметров от несчастного, подбросив его на переднее колесо. Уронив в лужу дипломат и тубус, парень одним прыжком отскочил метра на два назад и, задыхаясь от возмущения и страха, заорал:
– Ты что, охренел… козел?!!!
Граф приподнял прозрачное забрало самодельного шлема, довольно ухмыльнулся и демонстративно развязным тоном сказал:
– Хорошие тормоза! А ведь еще вчера их не было… – после чего, окинув презрительным взглядом обоих провожатых, с явной угрозой в голосе добавил: – Тут кто-то произнес слово «козел», или мне природа навеяла?
– Произнес, произнес, – раздраженно ответил пострадавший, отряхивая заляпанные грязью брюки.
– Ага. Значит, за козла, чмо, ответишь!
Парень был морально готов вступить с Женькой в словесные (а возможно, и не только) прения, но тут подошел его товарищ и, протягивая испачканный дипломат, тихо произнес:
– Лучше не связывайся, это же Граф! Завтра вся их кодла соберется, отметелят – мало не покажется!
Предупреждение возымело свое действие, и оба неудачливых ухажера, стараясь по возможности не потерять лицо, нарочито медленным шагом удалились прочь, всю дорогу бубня себе под нос что-то нецензурное.
– Ну, что, – злорадно крикнул им вдогонку Женька, – очко играет?! Теперь ясно, кто здесь козлы! – и, гордый от легкой победы, свершившейся на глазах любимой женщины, повернул к Маринке сияющее самодовольством лицо.
– Привет, принцесса! – выдал он заранее заготовленное приветствие.
Девушка, находясь в явной растерянности, молча наблюдала за происходящим.
– Женька, ты что творишь?! – вместо ответа воскликнула она, и в голосе ее не было и тени радости от нежданной встречи.
Это несколько расходилось с первоначальным планом, но отступать было уже поздно.
– Я тут рядом катался… Смотрю, к тебе два урода пристают, – начал было оправдываться Граф, но Маринка не оценила его благородного порыва.