Граффити любви
Шрифт:
Федерико итальянец — мой отец? Вот это новости, я не знала, как себя вести. Мне хотелось одновременно: и смеяться, и плакать, но я не зря была Пикассо и умела держать себя в руках. Вот, ну а что в панику-то впадать. На самом деле у тебя опять-таки возможно есть отец. Это в целом не плохо, а если нет. Так до этого у тебя его и так не было, а значит, по факту, просто появилась вероятность, что он у тебя появится. То есть, либо все останется как есть, либо станет лучше, значит, поводов впадать в жертву, и как сказал Никита, включать режим Пьеро не стоит. Мужчины смотрели на меня, пока я переваривала полученную информацию. Честно говоря, я даже убежать не могла, учитывая свое
Я осторожно отпила еще чая и посмотрела на моего предполагаемого папочку. Честно говоря, все может быть. Очень он как-то на меня похож. Я привстала и подошла к нему ближе. Провела рукой по волосам, потом уши потрогала. Федерико был немного смущен. Черт, уши. У него уши такой же формы, как у меня. А вот теперь я вышла из состояния шока и села обратно на стул.
— Ну, господа, давайте, начинайте, — отозвалась я и отпила еще немного чая.
— Что начинать? — не понял Федерико. Он сам любил говорить с другими так же, а сейчас не понимал, чего я хочу. Он что-то сейчас для себя понял.
— Ну, вы вдвоем каким-то образом же решили, что я дочь этого прекрасного итальянского художника, а вот мне просто сообщили, что я его дочь. Ну так я тоже знать хочу, с чего бы это. То, что два человека рисовать любят — это не основание, — и тут Федерико подошел ко мне, его взгляд был таким внимательным, и его рука потянулась к моей шее. Этот папочка какой-то странный, а он вытащил мою серебряную цепочку и посмотрел на медальончик, который состоял из сердечка, очень маленького, шириной несколько миллиметров всего, на котором было две заглавные буквы на английском «FD». Федерико снова прослезился. И чего он? Я думала, что это какая-то фирма по изготовлению медальонов. Никогда не пыталась понять сочетание и значение этих букв, но эта цепочка у меня с рождения. Так мне в детском доме сказали.
— Дочка… — надрывно, дрожащим голосом проговорил Федерико и очень крепко меня обнял. Я ощутила, как он плачет и остановиться не может. Даже мой Никита как-то растрогался.
Когда наш гость немного успокоился, я все равно ничего для себя не поняла.
— Мне кажется, дядя Федерико, тест ДНК — это чистая формальность, — заключил Никита.
— Кому как, а я настаиваю, — отозвалась я. Федерико улыбнулся.
Он не мог поверить, что в одной девушке есть его собственные черты и его погибшей жены.
— Да, Королек, обязательно сделаем.
— Лучиана, — прошептал Федерико, все еще держа меня за руку.
— Нет, постойте. Какая Лучиана? Теста не делали. Нет, пока я Коралина. Или называйте меня Пикассо. Имя-то, какое, Лучиана.
— Конечно, Лучик, как скажешь, — тут же отозвался мой парень. Он уже мое новое имя под себя переделать. Вот что ты будешь делать с этим Никитой.
— Нет, я все понимаю, окей, вы вдвоем уверовали, глядя на мой медальон, что я точно дочь итальянского художника, а подробности я могу узнать? И вот, наконец, Федерико начал пересказывать очень долго и подробно события давно минувших лет.
— Много лет назад я женился на твоей матери. Ее имя — Доменика. Мы встретились в Риме на выставке моих картин и больше не расставались. Я влюбился и понял, что мне никто больше не нужен. Мои родители родом из Флоренции, и там у меня есть загородный фамильный особняк. Мы жили вместе с родителями. Моими родителями. Они обожали Доменику. Иногда мне казалось, что они любили ее даже больше чем меня. Я сделал ей предложение и подарил вот этот медальон из белого золота. Это не серебро, как может показаться на первый взгляд. Это золото высшей пробы. Медальон сделан под заказ моим хорошим другом. Он ювелир. Буквы означают наши имена F — Federico и D — Domenica.
После этих слов я заплакала, обхватив лицо ладошками. Вот почему-то я ненавидела свою мать и была уверена, что она меня выбросила из своей жизни, а она таким поступком меня спасла от смерти. Господи, как же я перед ней виновата. Ужас, какой. Теперь уже я не могла успокоиться. Душу разрывало на части. Так больно было, даже дышать было тяжело. Я не заметила, как оказалась в гостиной на диване, и к своей груди меня прижимал отец. Он держал мою руку в своей, и с интересом ее рассматривал. Я еще всхлипывала, но уже начала успокаиваться. Я помню, что Никита дал мне какое-то лекарство и теперь, возможно поэтому, мне стало легче.
— Лучиана, ты еще настаиваешь на тесте?
— Все равно настаиваю, мне не верится, а вдруг это просто совпадение.
— Но медальон.
— Ну да, медальон, а вдруг его с другой девочки сняли и мне надели, — от этого предположения Федерико снова рассмеялся. Видимо опять что-то для себя понял. Вот если бывает у человек шок, то у меня был шок в квадрате, нет в кубе. Я дочь итальянского художника. Я детдомовская девчонка, которая никому не была нужна. А Никита знает меня с детства, еще не легче. Ну конечно я-то его не помню. Маленькая была.
— А руку покажи, Лучик, у тебя там родимое пятно должно быть в виде сердечка. Большое пятно. Я помню. Мне в детстве казалось, что оно будто нарисовано, — я знала, о чем он, да на руке, почти подмышкой было у меня такое пятно, и я подняла руку.
— Никита, да, есть у меня такое пятно, — тут же добавила я, — и что с того?
— Тебе не кажется, что совпадений предостаточно, или ты скажешь, а вдруг с таким пятнами родимыми, девочек в детском доме было много.
— Ага, в точку попал.
— Никита, ну хочет ребенок ДНК сделать, я не против, — отозвался Федерико.
— А что вы любите рисовать? — поинтересовалась вдруг я.
— Лучик, можно ко мне на «ты», я твой отец, — тут же добавил наш гость.
— Хорошо, я попробую. Просто время нужно чтобы привыкнуть.
Федерико достал свой телефон и протянул мне, включив галерею.
— Листай вправо, дочка, — отозвался мой отец.
Я стала просматривать картины с выставки. Потрясающие. Были и пейзажи, и абстракция. Но все было очень красиво. Я буквально залипла в его телефоне, как маленькая. Картины были такие восхитительные. Отец ничего не говорил и не комментировал. Я кстати тоже, когда смотрели мои картины, ничего не говорила. Для человека искусства это волнительно. Оценка со стороны.