Графиня Де Шарни
Шрифт:
– Этот план и был принят?
– Да, государь. Если какой-нибудь король окажется в таком же положении, как польский король, или в положении сходном, и, остановившись на этом плане, соблаговолит оказать мне такое же доверие, какое ваш венценосный прадед оказал генералу Штейнфлихту, я мог бы головой поручиться за этот план, в особенности – когда дороги столь безлюдны, как во Франции, а король – такой прекрасный наездник, как ваше величество.
– Ну, разумеется! – подхватила королева. – Однако в ночь с пятого на шестое октября король мне клятвенно обещал, что никогда
– Ваше величество! – воскликнул Фавра, обращаясь к королеве. – Это затрудняет путешествие, но не исключает его. Если бы я имел честь руководить подобной экспедицией, я взялся бы доставить королеву, короля и членов королевской семьи целыми и невредимыми в Монмеди или в Брюссель точно так же, как генерал Штейнфлихт в целости и невредимости доставил короля Станислава в Мариенвердер.
– Слышите, государь?! – вскричала королева. – Я думаю, что нам нечего бояться с таким человеком, как маркиз де Фавра.
– Да, ваше величество, – согласился король. – Я тоже так думаю. Однако время еще не пришло.
– Ну что ж, государь, – молвила королева, – ждите, как тот, кто смотрит на меня с портрета. Один вид его, как мне кажется, должен был бы дать вам лучший совет… Ждите, пока вас не вынудят вступить в бой; ждите, пока вас не посадят в тюрьму, пока под вашими окнами не построят эшафот… Сегодня вы говорите: «Слишком рано!.», а тогда будете вынуждены признать: «Теперь слишком поздно!..» – Как бы то ни было, государь, я в любую минуту по первому слову вашего величества буду к вашим услугам, – с поклоном промолвил Фавра; он боялся, как бы его присутствие, послужившее причиной размолвки между королевой и Людовиком XVI, не утомило короля. – Мне остается лишь предложить моему повелителю свою жизнь: ваше величество, вы можете располагать мною!
– Хорошо, маркиз, – молвил король, – взамен я подтверждаю данное вам королевой обещание позаботиться о маркизе и о ваших детях.
На сей раз король явно отпускал его; маркиз был вынужден удалиться, и, несмотря на то, что ему очень хотелось продолжить беседу, он, видя, что его поддерживает только королева, да и то лишь взглядом, пятясь вышел из комнаты.
Королева провожала его глазами до тех пор, пока за ним не упала портьера.
– Ах, ваше величество! – воскликнула она, протягивая руку к полотну Ван-Дейка. – Когда я приказала повесить этот портрет в вашей спальне, я думала, что он лучше на вас повлияет.
И она с высокомерным видом, словно не желая продолжать разговор, пошла в альков, потом внезапно остановилась со словами:
– Государь! Признайтесь, что маркиз де Фавра – не первый, кого вы принимали нынче утром.
– Да, ваше величество, вы правы; еще раньше у меня был доктор Жильбер. Королева вздрогнула.
– А-а, я так и думала! И доктор Жильбер, насколько я понимаю…
–..Совершенно со мной согласен: мы не должны уезжать из Франции.
– Может, быть, в таком случае он дает совет, как сделать наше пребывание здесь возможным?
– Да, ваше величество, он дает такой
– Что же он советует?
– Он хочет, чтобы мы купили на год Мирабо.
– За сколько? – спросила королева.
– За шесть миллионов.., и одну вашу улыбку. Королева глубоко задумалась.
– Возможно, это неплохой способ…
– Да, однако вы от него откажетесь, не так ли, ваше величество? – спросил король.
– Я не говорю ни «да», ни «нет», государь, – отвечала королева; лицо ее приняло в это мгновение угрожающее выражение, какое бывает у ангелов зла в минуту их торжества, – надо об этом подумать…
Уже выходя, она прибавила, едва слышно:
– – И я об этом подумаю!
Глава 20.
ГЛАВА, В КОТОРОЙ КОРОЛЬ ЗАНИМАЕТСЯ СЕМЕЙНЫМИ ДЕЛАМИ
Оставшись в одиночестве, король постоял с минуту, потом, словно испугавшись, что королева может вернуться, он подошел к двери, в которую она вышла, отворил ее и выглянул в приемную.
Он увидел там только лакеев.
– Франсуа! – позвал он вполголоса.
Камердинер, поднявшийся при виде короля и вытянувшийся в ожидании приказаний, немедленно подошел, и когда король вернулся в свою комнату, лакей вошел вслед за ним.
– Франсуа! Вы знаете, где находятся апартаменты графа де Шарни? – спросил король.
– Государь! – отвечал камердинер, тот самый, который был допущен к королю после десятого августа и оставил мемуары о последних днях его правления. – У графа де Шарни вообще нет апартаментов; он занял мансарду на чердаке павильона Флоры.
– Почему же офицеру, да еще в его чине, была предоставлена всего-навсего мансарда?
– Его сиятельству предложили нечто лучшее, однако он отказался и заявил, что ему довольно и мансарды.
– Ну хорошо, – молвил король. – Вы знаете, где эта мансарда?
– Да, государь.
– Пригласите ко мне графа де Шарни, я желаю с ним поговорить.
Камердинер вышел, притворил за собой дверь и поднялся в мансарду графа. Когда он вошел, граф стоял, опершись об оконный косяк, устремив взгляд на море черепичных и шиферных крыш, волнами убегавших вдаль.
Камердинер постучал дважды, однако граф де Шарни так глубоко задумался, что не слыхал его стука; тогда камердинер, видя, что ключ торчит в двери, решил войти сам, заручившись приказом короля.
Граф обернулся на шум.
– А-а, это вы, мэтр Гю, – проговорил он, – вас прислала за мной королева?
– Нет, ваше сиятельство, – отвечал камердинер, – меня прислал король.
– Король? – с некоторым удивлением переспросил граф.
– Да, – подтвердил камердинер.
– Хорошо, мэтр Гю; передайте его величеству, что я к его услугам.
Камердинер чопорно удалился, как того требовал этикет, а граф де Шарни со свойственной всем истинным аристократам любезностью по отношению к любому человеку, пришедшему от имени короля, независимо от того, носил ли он на груди серебряную цепь или был в ливрее, проводил его до двери.