Графиня Монте-Кристо (Мадемуазель Монте-Кристо)
Шрифт:
Вслед за уголовным процессом последовало гражданское судебное разбирательство, которое должно было решить судьбу Бланш де Ранкон, бедного ребенка, лишившегося матери, общение с которой могло дурно повлиять на невинную душу младенца.
В этом деле Эркюль Шампион снова выказал себя джентльменом, проявив свойственное ему благородство. Не выказав ни малейшей обиды за то, что Элен обвинила его в преступлении, он посвятил все свое время защите интересов ее дочери.
Проявив утонченную деликатность, он отклонил предложение стать опекуном Бланш и порекомендовал на это ответственное
Благодаря самоотверженному труду Шампиона ему вскоре удалось вернуть Нуармону былое процветание, а затем, по настоятельной просьбе господина Матифо, президента компании и опекуна Бланш, он согласился вновь стать управляющим завода.
Так закончилось это дело, столь долго волновавшее умы общественности.
Что касается Элен, то поведение ее в тюрьме нисколько не изменилось. Она оставалась такой же, как и в день вынесения приговора — никаких слез, никаких улыбок.
Единственным утешением ее жизни были лишь посещения тюремного капеллана, да общество преданной Розы.
Иногда какая-нибудь монахиня спрашивала его:
— Скажите, господин аббат, считаете ли вы заключенную виновной?
— Кто знает? — печально отвечал свято уважавший тайну исповеди священник. — В любом случае, теперь это настоящая святая.
В свое время бедная Элен пролила слишком много слез, и теперь глаза ее были сухи, но она по-прежнему не могла забыть о своих несчастьях, мысль о которых неотступно преследовала ее днем и ночью, не покидая даже во время сна. Постепенно под гнетом этих невыносимых страданий лицо ее приобрело какое-то каменное выражение и остальные заключенные, встречаясь с ней иногда в коридорах, невольно обращали внимание на мертвенный неподвижный взгляд юной графини.
— Ее, должно быть, мучат угрызения совести, — тихо шептались меж собою они.
ГЛАВА XIII
Клеман
Дровосек Клеман жил в полуразвалившейся сторожке на опушке леса, в на редкость уединенном и глухом месте.
Даже мох здесь имел какой-то сероватый оттенок, а листва казалась почти черной; мрачную тишину нарушал лишь монотонный стук дятла, а вместо веселого птичьего щебетанья раздавалось зловещее карканье ворон.
Весельчак Клеман жил в этом унылом навевающем тоску месте в полном одиночестве, но истинным его обиталищем был лес, а не обветшалая хижина лесника. В лесу он проводил целые дни с раннего утра и до позднего вечера. Привыкнув почти с самого детства к одиночеству, он вовсе не страдал от отсутствия людей, умея дружить с деревьями и скалами, с белками и кроликами, причем среди этой дикой природы ему никогда не было скучно.
Понимая язык ветра и деревьев, он даже в полной темноте мог по шелесту листвы отличить дуб от вяза, а ясень от липы.
Клеман любил также рассказывать чудесные истории о муравьях, жуках и других насекомых, копошившихся в лесной траве.
Всему этому его научила сама природа. Например, единственным учителем музыки молодого человека был соловей, но несмотря на это все девушки с искренним восхищением дружно уверяли, что в искусстве пения Клеману нет равных.
Он сам сочинял мелодии песен, сам
Пел же Клеман все, что приходило ему в голову, а рифма и ритм приходили сами собой.
Все это было прекрасно известно пастушкам и девушкам с ближних ферм.
Заслышав на опушке знакомый стук топора, они поспешно бежали в лес и, спрятавшись в кустах, наслаждались чудесным пением Клемана. Иногда красавец дровосек замечал непрошенных слушательниц, но от этого пел только еще лучше и звонче.
Однако в последнее время концерты эти совсем прекратились, и девушки недоуменно спрашивали друг у друга: «Что случилось с Клеманом? Его совсем не слышно, а ведь до зимы еще далеко и соловей поет по-прежнему».
Дровосек теперь почти не выходил из дому, с поистине материнской нежностью ухаживая за своим новым другом Жозефом, три месяца пролежавшем в жару.
Наконец Жозеф настолько поправился, что полное его выздоровление стало лишь вопросом времени.
Лежа на большой кровати, мальчик часами смотрел на своего покровителя, занимавшегося изготовлением стульев и другой мебели.
Во время болезни Жозеф начисто позабыл о своих приключениях, но теперь память наконец вернулась к нему и, приподнявшись на постели, он решительным жестом сбросил с себя одеяло.
Увидев это, Клеман поспешно вскочил с места и подбежал к своему пациенту.
— Что случилось, малыш? Зачем ты вскочил с постели? Потерпи еще несколько дней, тебе еще рано вставать. Давай-ка я снова укрою тебя, мой мальчик. Последние месяцы ты постоянно бредил какими-то сокровищами и говорил только о золоте и драгоценных камнях. Можно было подумать, что король по сравнению с тобой лишь жалкий нищий. Послушайся моего совета, малыш, и поскорее выбрось из головы все эти бредни, иначе лихорадка опять вернется к тебе.
— Нет, нет, мой добрый Клеман, — твердо ответил ему Жозеф, — болезнь окончательно отступила и теперь мне нечего ее бояться. Я снова здоров, Клеман, и нахожусь в здравом уме. Клянусь, что если ты согласишься мне помочь, то вскоре станешь самым богатым человеком в округе.
— Я что-то плохо понимаю тебя, Жозеф. Что ты имеешь в виду?
— Разве тебе никогда не доводилось слышать о сокровищах, скрытых в пещерах Ранкона? — серьезно осведомился юноша.
— Да, конечно! — воскликнул Клеман, — но я был не так глуп, чтобы поверить всем этим россказням! Помню, старик Петаш захотел однажды отправиться на поиски этого клада, но чуть не умер там с голоду.
— Ну что ж, мне повезло гораздо больше, ведь я нашел эти сокровища! — скромно отозвался Жозеф.
Поймав недоверчивый взгляд Клемана, Жозеф горячо продолжал свой рассказ.
— Сокровища действительно существуют. Одних золотых слитков там столько, что ими можно было бы забить эту комнату до самого потолка. Они лежат в огромных сундуках, а в других хранятся драгоценности и серебро. Вот только для того, чтобы завладеть кладом, нам потребуются ловкость и мужество, ведь попасть туда можно лишь через то отверстие, откуда я вылез при нашей первой встрече.