Графиня Монте-Кристо (Мадемуазель Монте-Кристо)
Шрифт:
Поспешно схватив руку королевского прокурора, Жозеф горячо поцеловал ее, тронутый человечностью служителя правосудия.
— Поступайте как знаете, господин Мори-Дюкенель, — растроганно произнес он, — я сказал вам правду, только правду и ничего кроме правды. Поступив так, я лишь исполнил свой долг. Теперь судьба госпожи графини в ваших руках, и я уверен, что ей никогда не найти более благородного человека, чем вы, ваша честь.
— Да, да, мой друг, — вскричал королевский прокурор, — я тоже готов выполнить свой долг.
Для бедной узницы наконец настал счастливый день — Жозефу разрешили
Не видя его во время судебного процесса, графиня решила, что он, должно быть, погиб, пытаясь спасти ее несчастного Октава. Потом ей даже пришла в голову еще более мрачная мысль:
— Он тоже предал меня! Он тоже перешел на сторону моих врагов.
Но Жозеф не умер и не стал предателем. Стоя на коленях перед своей госпожой, как перед невинной мученицей, и орошая ее руки слезами, он сообщил ей, что делает все возможное для ее оправдания и освобождения. В четыре часа Жозеф покинул тюрьму, пообещав графине навещать ее каждый день до тех пор, пока его усилия и усилия королевского прокурора не увенчаются полным успехом.
Вечером с визитом к Элен явился сам господин Мори-Дюкенель, теперь полностью убежденный в невиновности графини де Ранкон. Посещение имело неофициальный характер, королевский прокурор явился в качестве друга и защитника несчастной женщины.
По причинам, которые он уже изложил Жозефу, оправдание графини в ходе открытого судебного заседания не представлялось возможным.
Элен отказалась от обжалования приговора и теперь для повторного возбуждения дела необходимо было преследовать в судебном порядке действительных виновников преступления, но иных доказательств их вины, помимо заявлений Жозефа, Розы и самой графини, не было. Поэтому, можно было предвидеть, что Шампион и его сообщники будут оправданы и ситуация, по существу, останется без всяких изменений.
Печальное молчание графини выдавало охватившее ее чувство безнадежности, с которым она слушала королевского прокурора, полностью соглашаясь с его выводами. Голова несчастной поникла, по исхудалым щекам катились крупные слезы. Теперь она ясно видела всю беспочвенность надежд, пробудившихся было в ней после посещения Жозефа и превращения ее грозного обвинителя в преданного ей друга. Тогда она невольно говорила себе:
— Господь справедлив, судьба наконец устала преследовать меня и теперь незаслуженное наказание превратится в славное мученичество!
Однако все это оказалось пустой мечтой. Участие, проявленное к ней королевским прокурором, принесло ей не большее облегчение, чем вынесенный им ранее обвинительный приговор.
— Да свершится воля Божия! — прошептала она наконец, усилием воли сдерживая слезы. — Отбывая пожизненное заключение в этой позорной могиле, я буду по крайней мере утешаться сознанием того, что такой честный человек, как вы, верит в мою невиновность. Благодарю вас за то, что вы решились навестить меня здесь. Вы причинили мне много зла, но сделали это неосознанно, находясь в полной уверенности, что выполняете свой священный долг. Если вам для успокоения совести необходимо мое прощение, то я даю его вам от всей души. Я даю вам даже гораздо больше, награждая уважением женщины, на которую незаслуженно возведено позорное обвинение, но которая
С этими словами она протянула Мори-Дюкенелю изящную белую руку, которую тот почтительно поднес к губам.
— Почему вы хотите лишить нас обоих мужества? — спросил он, продолжая удерживать руку графини, — ведь не все еще потеряно, поверьте!
— Что вы хотите этим сказать, сударь? — вскричала Элен, — умоляю вас, объяснитесь яснее.
— Да, графиня, — продолжал королевский прокурор, — я намерен вызволить вас из беды и я сделаю это, но мне необходимо ваше содействие.
— Что же я должна сделать?
— Вам надо всего лишь подписать этот документ.
— Я сейчас же последую вашему совету, господин Мори-Дюкенель, — поспешно проговорила Элен, дрожащей рукой выхватывая протянутую ей бумагу.
Ознакомившись с ее содержанием, она тем не менее тут же положила ее на стол.
— Прошение о помиловании! — с горечью прошептала она.
— Подписать его, значит признать свою вину, а ведь я требую справедливости, а не милосердия. О, как вы могли дать мне такой совет?
— И я готов повторить его снова, — взволнованно воскликнул юрист. — Ведь это прошение — простая формальность, клянусь вам. Вы выйдете из этой камеры с безупречной репутацией, очистившись от всяких подозрений. Потребуйте восстановления своего доброго имени и просьба ваша будет удовлетворена, только не лишайте меня вашего доверия. Подпишите эту бумагу и верните ее мне, поручив защищать ваши интересы. Я должен во что бы то ни стало загладить свою невольную вину перед вами.
Он долго еще говорил с Элен в том же духе, пытаясь заставить ее изменить свое решение. Наконец, обернув к нему бледное лицо, графиня тихо заговорила:
— Поклянитесь мне честью, сударь, что подписав этот документ, я не поврежу своим интересам.
— Клянусь вам в этом, графиня, — взволнованно произнес Мори-Дюкенель.
— Хорошо, я согласна, — решительно ответила Элен, поспешно ставя свою подпись на прошении.
Королевский прокурор тут же заботливо спрятал его во внутренний карман своего сюртука.
— В этом деле я рискую всем, графиня, — торжественно проговорил он, — ради вашего спасения я ставлю на карту свою репутацию, должность и состояние. Клянусь, что добьюсь для вас не помилования, а полного оправдания!
С этими словами он поспешно вышел из камеры. Не заходя домой, он сразу же направился на почтовую станцию, где его уже ждал готовый к отъезду экипаж.
Что касается Элен, то она по-прежнему влачила жалкое существование в тюрьме, хотя теперь у нее появилась слабая надежда на счастливый поворот в судьбе.
Кроме того, ее ежедневно навещал Жозеф, неустанно убеждая свою госпожу не терять надежды на королевского прокурора.
— Он обязательно сдержит свое слово, госпожа графиня, — уверенно повторял юноша снова и снова.
— Если уж Жозеф говорит так, то его слова обязательно сбудутся, — неизменно добавляла в таких случаях Роза.
Слушая эти горячие уверения, Элен с улыбкой гладила светлые волосы сидящих у ее ног детей и тогда в ее сердце невольно пробуждался слабый луч надежды.