Графиня Монте-Кристо (Мадемуазель Монте-Кристо)
Шрифт:
Помолчав немного, графиня продолжала свой страстный монолог:
— Я прошу прощения не ради себя, ибо чувствую себя не достойной снисхождения, но только ради нее, Лоредан, ибо после моей смерти она узнает страшную тайну моей жизни и тогда ты, возможно, пожалеешь о столь поспешно принятом решении, и несчастье Киприенны станет для тебя жестоким укором.
— Но разве ты и после всего этого не расскажешь мне правды, Ортанс? — настойчиво произнес граф. — Что же было в твоей жизни столь ужасного, что этот поступок превосходит даже позор твоей первой ошибки?
— Прошу тебя,
— Я верю вам, сударыня, — произнес граф. — Ситуация вам хорошо известна. По моему мнению, брак Киприенны является нашим единственным спасением, но если вы считаете, что этому препятствуют какие-то тайные причины, имеющие для вас решительное значение, то назовите их мне. Завтра Киприенна должна дать мне ответ, который я сообщу барону Матифо. Сообщите ей о моем решении. Каков бы ни был ее ответ, к ее решению отнесутся с должным уважением.
Графиня хотела поцеловать руку мужа, но он быстро отдернул ее, утомленно проговорив:
— Оставьте меня, я устал от жизни и не благодарите меня, вы мне ничем не обязаны, я согласился на вашу просьбу не по доброте или убеждению, а лишь по причине усталости.
— Слава Богу! — прошептала графиня, выходя из комнаты, — Киприенна спасена!
ГЛАВА XVII
Новый тиран
Итак, несчастной женщине удалось успешно выполнить первую часть своей задачи, однако, перед ней тут же возникло новое и совершенно непредвиденное препятствие в лице полковника Фрица.
В наглухо застегнутом сюртуке, с твердо сжатыми губами, он, нахмурившись, ждал в гостиной окончания беседы между супругами, о содержании которой он сумел быстро догадаться.
Увидев графиню, с радостной улыбкой входящую в комнату, он заподозрил, что успех его замысла находится под большой угрозой и тут же решил, что сможет восстановить свои позиции лишь ценой смелой и быстрой атаки.
— Победа или смерть! — таков был боевой клич этого страшного торговца человеческими душами.
Приблизившись к графине решительными твердыми шагами, он коротко произнес:
— Я должен поговорить с вами, Ортанс.
— Что вам угодно, сударь? — осведомилась она дрожащим от волнения голосом.
— Вы это скоро узнаете, графиня, — ответил он, почти насильно ведя ее под руку в ее же собственный будуар.
Войдя туда, графиня почти без сил опустилась в кресло-качалку.
Тщательно проверив, заперты ли двери, полковник неторопливо уселся напротив графини и спокойно произнес:
— Ортанс,
— Наша дочь!
— Да, сударыня, НАША дочь. Вы напрасно пытаетесь скрыть ее от меня. Уверяю вас, рано или поздно я ее все-таки найду, даже если для этого мне придется обследовать все пансионы и школы Парижа, а пока я просто ограничусь защитой ее интересов, ибо не хочу, чтобы ее оттеснила ее сестра Киприенна де Пьюзо.
— Ее сестра! — горестно воскликнула графиня. — Вы же отлично знаете, что это неправда.
— По крайней мере, по матери они действительно сестры, сударыня, — холодно заметил полковник, — и по этой самой причине она имеет право на половину состояния своей матери. У меня есть письменные показания доктора Туанона, присутствовавшего при рождении Лилы, а также свидетельство воспитавшей ее четы Жоссе. Нет ничего легче, чем доказать ее личность.
— Но чего же вы хотите? Каковы ваши требования?
— Я прошу вас лишь об одном: защитите интересы нашей дочери и не вынуждайте меня идти на скандал.
Графиня сделала попытку заговорить, но непроницаемая холодность полковника заставила слова замереть у нее на устах.
— Выслушайте меня, сударыня, — спокойно продолжал он, — как видно, мы по-разному понимаем родительскую любовь. Право не знаю, известна ли вам притча об одной ловкой и хитрой птичке. Обычно она откладывала яйца в гнезда других птиц, например, соловьев, но это вовсе не значило, что она бросала свое потомство на произвол судьбы. Сидя на соседнем дереве, она наблюдала за их ростом. Но по мере роста животным требуется все больше и больше пищи, поэтому птенцу стало мало того, что ему приносили приемные родители, ему нужна была вся пища, приносимая в гнездо. И тут его настоящая мать пришла ему на помощь, выбросив из гнезда птенцов соловья, погибших на земле жалкой смертью. Не подумайте обо мне плохо, графиня, если я последую примеру, указанному мне самой природой. Я считаю вас слишком благоразумной женщиной, чтобы оскорбить вас дальнейшими комментариями к этой забытой басне Ла Фонтена.
— По правде говоря, вы умело взялись за выполнение своей задачи, — с горечью заметила графиня. — Ловко использовав написанные вам после рождения Лилы письма, которые я доверила вашей порядочности, вы заставили отца Киприенны усомниться в его отцовстве. Сейчас он относится к ней, как к незаконнорожденному ребенку, но почему же вы не боитесь, что загнанная вами в угол жертва не позовет на помощь? Что, если я решу рассказать обо всем мужу?
Покачав головой, полковник злобно рассмеялся.
— А вот этого я совсем не боюсь, — уверенно ответил он, — ибо таким образом вы лишь подвергли бы графа серьезной опасности. Ведь он сразу же вызвал бы меня на дуэль, с которой ему никогда не вернуться живым.
— О нет! — горестно воскликнула несчастная женщина, — я не сделаю этого и вы прекрасно знаете, что я не осмелюсь ничего предпринять. Как я смогу признаться в том, что некогда доверяла такому человеку? Ведь это принесло бы мне лишь новый позор и унижение. Любить вас — вас, предателя и вора! Лучше сто раз умереть, чем открыто признаться в этом!