Графоман
Шрифт:
Так было всегда, так будет и потом. В советское время нашим миром управляли одни идеи, сегодня - другие.
Да что Вы говорите?
– возразите мне Вы.
– А как же вечные темы: любовь, ненависть, дружба, словом, человеческие взаимоотношения, которые не зависят от того, какой век на дворе, какие идеи правят миром? Разве в любовной лирике обязательно должны присутствовать идеи?
А Вы как думали? Не буду вдаваться в теорию, поясню свою мысль на примере: Вы смотрите фильм, фильм о любви, о человеческих взаимоотношениях, или детектив, где умные честные полицейские ловят негодяев, или сюжет картины уносит Вас в дальние страны и прочее, но чтобы Вы ни смотрели, обратите внимание на то, что положительные герои обязательно курят, употребляют алкоголь, а иногда и ужираются до скотского состояния. Скажете, это отражение реалий нашей жизни? Все как раз наоборот -
Но причем здесь идеи, которые правят миром?
– возмутитесь Вы.
– Это же обычная реклама, разве миром правят производители алкоголя и табака?
Конечно нет, не они правят миром, но если бы употребление этих продуктов противоречило целям тех, кто управляет нами, то у этих производителей не было бы не малейшего шанса развернуть производство продуктов, губительно влияющих на человечество. Вы слышали о теории "золотого миллиарда"? Наверняка слышали, по мнению тех, кто правит миром, наша планета слишком перенаселена, нужно сократить население, при этом лишь элита имеет право на достойную жизнь, а остальные должны быть рабами и довольствоваться тем, что позволят им хозяева жизни.
Какое отношение имеет к этому табак и алкоголь? Самое прямое, помните, пятый приоритет управления, генное оружие? Вот это оно и есть, действует не только на наше поколение, но и на следующие, люди вырождаются, становятся зависимыми от алкоголя и тех, кто его производит, население сокращается, качество его становится все ниже, и никакой иной участи, кроме участи рабов их не ждет.
Вот так-то, дорогие мои, а Вы говорите, вечные темы. Как утверждал Владимир Ильич Ленин, литература партийна, как и две тысячи лет назад, хотя сейчас и не модно ссылаться на Ленина, но он был прав.
Так что же делать Василию Петровичу? Наверное, ничего иного, как выращивать картошку и помидоры ему не остается, можно, конечно, в свободное время заниматься сочинительством, в надежде на то, что когда-либо, через много лет, сочинения его оценят, но, скорее всего, через много лет о них уже никто никогда не вспомнит.
Итак, мечта Василия Петровича стать известным признанным писателем рассыпалась, угасла. А знаете ли Вы, уважаемый читатель, чем отличается известный признанный писатель от неизвестного? А тем, что в жизни известного писателя рано или поздно наступает момент, когда в прессе появится заметка, или солидная статья, в зависимости от степени известности, где будет сказано, что тогда-то и там-то ушел из жизни член такого-то Союза писателей, лауреат таких-то и таких-то премий, далее перечисляются звания, награды, следует описание жизненного пути, и группа товарищей выражает соболезнование родным и близким. Когда жизнь писателя никому не известного дойдет до аналогичной точки, то никакой заметки в прессе не появится, вот и все, вся разница. Но если эта разница для Вас столь существенна, то существует выход, нужно самому заранее побеспокоиться о своем некрологе, написать текст и попросить своих друзей опубликовать его в каком-нибудь печатном издании, тогда разницы между известностью и безызвестностью просто не будет.
Но дело ведь даже не в некрологе, возразите Вы, а в том, что писателям и поэтам по-настоящему признанным, после смерти рано или поздно ставят памятники, и это уже монументально, в граните или мраморе, или в бронзе, на века! Но, посмею заметить, что по моим скромным наблюдениям, даже на памятники известных поэтов и писателей, невзирая на всю их известность и бесценный вклад в литературу, гадит воронье, голуби и прочая "птичья сволочь" (цитата из классиков), усевшись, как правило, им на голову. "На бронзовые головы поэтов во все столетья гадит воронье", помните, кто сказал? Нет, конечно, не помните, это было сказано не классиком, а тем, кому никто и никогда памятника не поставит, поэтому лично ему ни воронье, ни голуби, ни прочая "птичья сволочь" ничем не угрожает. Потому в безызвестности писателя есть и своя прелесть, но Василия Петровича, похоже, это не утешало.
Его вновь охватила глубокая, тяжелая депрессия, писать что-либо он перестал, несмотря на то, что оставались еще не завершенными, задуманными, но не начатыми и романы, и повести, и рассказы. Он понял, что все его сочинения никому не нужны, что никто никогда ими не заинтересуется, даже если их выложить в интернет. Да, он отправлял свои работы на различные литературные интернет-ресурсы, но неосуществленной мечтой его было опубликование книги, обыкновенной бумажной книги, которая поступит
Связи со своими бывшими друзьями, писателями и поэтами славного города Понтополя, он уже почти не поддерживал, иногда поздравлял с праздниками, но ответы получал редко, единственным человеком на этом свете, с которым он продолжал переписываться по электронной почте, была его дочь, жила она с мужем в далеком Петербурге, что назывался когда-то красивым и гордым именем, Ленинград. Он знал, что не так давно стал дедом, около года тому назад родилась внучка, которую он еще не видел. Василий Петрович хотел бросить все и уехать в Питер к дочери, но определенные обстоятельства не позволяли ему реализовать свое желание. Чтобы уехать из этого отдаленного поселка, нужно было бы продать дом, но это было почти невыполнимо, выставлялись на продажу дома и гораздо лучше того, что он имел несчастье приобрести, но покупателей не находилось. Второй немаловажной причиной была та, что о продаже городской квартиры и покупке дома в сельской местности дочери он ничего не сообщал, он и представить себе не мог, как она отреагирует на эту его отчаянную глупость.
Депрессия, овладевшая Василием Петровтчем, делала жизнь бессмысленной и не нужной, все, что было в ней и хорошее и плохое давно уже прошло, а впереди уже не было ничего, ничего такого, ради чего стоило бы жить. Многие, оказавшись в ситуации Василия Петровича, искали утешение в алкоголе, но Василий Петрович не пил, нет, раньше, конечно, он выпивал, даже напивался до чертиков иногда, но потом, вдруг, опьянение перестало приносить ему облегчение. Состояние это стало для него некомфортным, даже небольшое количество спиртного вызывало в нем раздражение и неприязнь к самому себе. Он, конечно, мог принять небольшую дозу алкоголя, но только для того, чтобы не обидеть собеседника, например, такого, как сосед Коля. Находясь в трезвом состоянии в подвыпившей компании, Василий Петрович чувствовал себя стесненно и неуютно и старался покинуть эту компанию при первой же возможности.
Иные в его положении ударялись в религию, становясь фанатично преданными той или иной религиозной конфессии, но вера фанатичная, слепая была Василию Петровичу чужда, он во всем старался докопаться до сути. Вот и сейчас, работая над романом, он поднял такие пласты библейских событий, что слепая вера церковным догматам была уже невозможна, он знал, что Иисус Христос был человеком, пророком, но никак не Богом, сошедшим на Землю для того, чтобы принести себя в жертву. Он верил, что человек рождается на Земле не просто так, каждый имеет свое предназначение, но в чем состояло его предназначение, его призвание, он не знал. Знал только то, что жизнь была потрачена попусту, бестолково, и теперь была уже никому не нужна. Ждать, когда он, одинокий и неприкаянный, будет лежать разбитый параличом и умирать медленно и мучительно, не в силах даже дотянуться до телефона и набрать номер, чтобы вызвать скорую помощь, не имело смысла.
Каким-то спасением от депрессии была ежедневная работа на огороде, во дворе, по дому, работа, выполнять которую приходилось несмотря ни на что. День клонился к вечеру, Василий Петрович, закончив на сегодня все работы на огороде, понуро сидел на лавочке во дворе, поглаживая кота, который растянулся рядом с ним и умиротворенно мурчал. Со стороны станции донесся звук поезда, поезд остановился, и через несколько минут раздался гудок тепловоза, затем нарастающий перестук колес, поезд, сделав короткую остановку на маленькой неприметной станции, продолжил свой путь. Судя по времени, это был тот самый поезд, которым можно было приехать сюда из Понтополя, раньше Василий Петрович ездил в город только на машине, но бензин подорожал, и подорожал значительно, теперь, когда возникала потребность съездить в город, он добирался поездом до узловой железнодорожной станции, а оттуда уже автобусом в Понтополь. Звук поезда вызывал в нем тоску, он напоминал о тех временах, кода он жил в городе в своей квартире вместе с женой и дочкой, работал на вычислительном центре рыбного завода, у него были друзья, сослуживцы, знакомые, был тот круг общения, который давал ощущение комфорта и того, что его каждодневная работа кому-то нужна. Теперь, если бы он вдруг исчез, исчез из этого поселка или из этой жизни вообще, то никто бы этого не заметил.