Грань Земли
Шрифт:
– Но почему происходит разложение?
– Потому что этот процесс — навязанный и противоестественный, ведь любой организм в неволе проживает меньше, чем его собрат на свободе.
– Так помоги же это исправить!
– Воскликнул Макс.
Азалия хмыкнула.
– Я не нужна ни Гомизиду, ни людям, вы воспользуетесь мною сейчас, а потом просто выкинете, как это уже было множество раз. Но ты думаешь, что отличаешься от кого-то из них? Ууу! Смотрите, какой он отзывчивый, сейчас прямо стошнит!
– Воскликнула Азалия и показала язык.
Макс
– Пусть Гомизид убедил тебя в твоей ненужности и бесполезности, но это не так, и это место тому доказательство. Средоточие эмоциональной силы. В том числе и твоей силы, что связывает весь мир. И это то, в чём нуждаются люди. Ранзор или Гомизид, неважно, они показали лишь твою деструктивную сторону, лишённую баланса и гармонии. Я же вижу нечто иное. Красоту, силу и ум, заключённую в талант твоей стихии. И её благотворность. Ярость, гнев, злоба — мы привыкли думать, что это какое-то зло, но на самом деле они помогают справляться с нервным напряжением, выпускать пар, понимаешь? Наш рассудок давно был бы искалечен внутренними терзаниями, не существуй тебя. Ты помогаешь собраться и дать отпор, а праведный гнев даёт силы, чтобы бороться с несправедливостью. Азалия, ты облегчаешь жизнь, смягчаешь боль нашего существования, но во всём нужна мера, иначе любая эмоция станет ядом, как это случилось с Гомизидом и Ранзором. Вот что я вижу. Так помоги же мне остановить эту травлю. Я верю, ты больше чем просто ненависть, и ты не просто страх и отчаяние. Это твои тёмные стороны, но ведь в каждом есть что-то светлое.
Азалия улыбнулась.
– Никогда бы не подумала, что человеческий рот может произносить столь приятные для моего слуха речи. Продолжай!
– Мой брат ждёт меня, и я не подведу его. Вместе мы заставим Гомизида испытать всю боль человеческого бытия. Разбудим в нём человека, и он подавит Ранзора, словно обычную вспышку гнева. Усилием воли сотрёт его в порошок.
– А всё так хорошо начиналось… - Азалия взгрустнула.
– Боюсь, что это не сработает. Это по-настоящему глупо. Смело, но глупо. И всё же я соглашусь. Уж очень хочется надрать ублюдку зад. Вообщем, я с тобой, тебе нужно лишь воскресить меня.
Макс раскрыл рот.
– Прости, что ты сказала? Воскресить?
– А ты разве не знал об этой формальности? Думаешь, я сидела бы здесь, если бы могла просто уйти? Я-то думала ты умный парень.
– А, ну в принципе это логично, да.
– Закивал Макс.
– Но мне бы подсказку!
Азалия вздохнула.
– Предупреждаю сразу. Будет слегка щекотно. Но это всё от того, милый, что ты хоть сейчас и метафизичен, но явился сюда из мира материального. А значит, твои память и чувства будут диктовать тебе не то, что ты бы испытал, родившись в по-настоящему духовной среде, но не беспокойся, фантомы тебя не обидят.
– Ты о чём?!
Азалия прижалась к Максу и приставила указательный пальцев к трещине в его душе и сердце, и стала давить. Макс оцепенел.
– Прости за эту неловкость, но ты ведь попал сюда из-за неё, а значит только через трещину и можно выйти, раскрой же её, и я сделаю всё сама.
Макс закрыл глаза, успокоил дыхание, хотя его тут попросту не могло быть и повиновался, усилием воли расширив брешь. Азалия сунула в неё сначала палец, а затем
Макса затрясло, ткань его духа покрылась порезами, начала рваться. Макс открыл глаза, чтобы увидеть всё как есть, и всё оказалось до жуткой странности взаправду.
Азалия обнимала и целовала его, и оба они перестали быть собой, пульсировали, дребезжали и становились расплывчатой тёмной неоновой массой.
Макс успел взглянуть на своё сердце, как оно обратилось вспышкой света внутри тьмы. То была брешь. Она единственная осталась зиять посреди беспроглядной тьмы, которую и засосала в себя.
Глава 24
Искусственная ночь ныне царила на улицах Бугульмы. Она скрыла людей, заволокла небеса и землю своей кромешной беспроглядной темнотой. Изгнала свет и воцарилась в каждом закоулке, доме и щели.
Всё в городе дышало ею, хотя назвать дыханием удушье язык не повернётся. Здесь оно было живое и мёртвое одновременно. Улицы и здания утратили свой дух и облик, утонув во тьме, и только их расплывчатые очертания напоминали о былом.
Всё в этом городе слилось с глубинной мировой тенью и застыло в жутком мгновении, точно послушный лакей в ожидании приказа.
Лёжа на спине, Макс открыл глаза. Рядом, скрестив под собой ноги, сидел Дамир и разглядывал его.
– Как ты?
– Спросил Дамир.
– Живой, вроде.
– Ответил Макс.
И брат помог ему расположиться поудобнее. Макс стал осматривать себя.
– А что с твоим лицом?
– Спросил Дамир.
И Макс погладил вздувшиеся на лице бугорки вен.
– Это новый друг. Теперь нас целых трое против всего города.
– Макс завертел головой.
Всюду была лишь тьма и неясные очертания.
– Кстати о городе, где мы вообще находимся? Не узнаю эти места.
– Я тоже.
– Ответил Дамир.
– Думаю, мы где-то в восточной части недалеко от центра. Когда всё потемнело, здесь стало трудно ориентироваться. Что будем делать дальше?
– Отправимся на свидание к Ранзору, он ведь ждёт нас.
– Сказал Макс и поднялся, глядя на дорогу, что открылась пред ними во тьме.
Единственная не залитая чернотой, она будто находилась между ночью и днём погруженная в сумрак. И братья двинулись в путь.
И этот путь был тропой ужаса, каким бывает путь к прекрасному, которое всегда лежит по ту сторону боязни и отчаяния.
Бугульма предстала безликой тенью с её неуловимыми чертами, тонкостями и деталями архитектуры. Здесь всё стало едино. Всё слилось в один чёрный организм, который словно содрал шкуру с убитого и напялил на себя. Все эти закоулки, здания и улицы, люди и деревья застыли в гнетущем ожидании, в мнимом покое, как застывает хищник перед броском на жертву.