Гранат и Омела
Шрифт:
— Одним больше, другим меньше, — закатил глаза Горлойс, откинувшись на спинку кресла. — Они для того и служат, чтобы умирать за Князя.
Дамиан чувствовал, как в его груди закипают злые слова. Но он сдержал их, оставил пчел гудеть в улье.
— За Князя, а не за безрассудного короля, — сердито повысил голос Симеон, и снова комната повязла в липкой тишине.
Горлойс покраснел от гнева. Дамиан чувствовал сгустившееся в воздухе напряжение — вино всегда ожесточало его брата, а судя по двум темным бутылям, что стояли у камина, он уже был близок к той стадии опьянения, когда легко одним безумным решением казнить Падре Сервуса и навсегда
Да пропади ты пропадом.
— Я согласен.
Дамиан рухнул на колени, как подкошенный, не заботясь о боли, стрельнувшей до бедра. Глаза короля сузились, багрянец выполз на шею из-под шелкового воротника.
— Я приму за честь, Ваше Величество, предстать вместо вас на свадебной церемонии, — слова кололи рот Дамиану, но он продолжал. — Боюсь, я не смогу в полной мере передать ваши высокие манеры, но сделаю все от себя возможное. Благодарю за оказанное мне доверие.
Симеон, развернувшись на стуле, слушал ученика безмолвно, только его тяжелые брови прикрывали глаза, и с каждым словом он мрачнел все больше. Договорив, Дамиан склонил голову. Темные мокрые волосы упали ему на лоб, и по лицу поползли капли дождевой воды.
— Решено. — Королевский кулак с грохотом обрушился на подлокотник. — И впредь, Симеон, не вздумай перечить своему королю. Я не прощаю дерзновений даже глубокому возрасту. А ты, бастард, поднимись и не разводи луж на моих коврах.
Дамиан исполнил повеление и заметил, с каким злорадным удовольствием Ерихон взирал на бессильную ярость Симеона.
— Идите. Вы свободны. Ерихон, останься.
Отосланные королем, Симеон и Дамиан в молчании спускались по лестницам. Дамиан все ждал отповеди наставника, и внутри опять поселился бес страха — каждый раз, когда Симеон задерживал дыхание, его внутренности сжимались. Но Падре Сервус хранил безмолвие вплоть до выхода за пределы большого двора. Как только они миновали надвратные башни, он бросил:
— Глупый мальчишка! Упрямее мореного дуба! О чем ты только думал? — Он оглянулся на Дамиана с раздражением. — Ты хоть понимаешь, что король желает избавиться от тебя? Я столько лет хранил твою жизнь, потому что обещал почившему королю Эдуарду.
— Он явно собирался отправить вас на казнь, Ваше Превосходительство, — пробурчал пристыженный Дамиан. — Если бы вы продолжили противиться…
— Я бы справился с пьяной опрометчивостью Горлойса, Дамиан! Наутро меня по его же указу и отпустили бы. А ты!.. Ты даже не понимаешь, какие неприятности на себя навлек этим бестолковым геройством!
— Кто-нибудь видел инквизитора Баргаста? — раздался знакомый крик.
Дамиан отвлекся, разыскивая в дождливой пелене силуэт, стучащийся в двери гарнизонных построек.
— Эй, я здесь! Варес? — чем ближе
— Дамиан! Ваше Превосходительство, — Варес кое-как наспех поклонился Падре Сервусу, позабыв о необходимости приложиться к его кольцу в знак уважения к Князю. — Дамиан, еще один отряд! Тот, что вез тело вёльвы.
О неприятностях речь, они и навстречь.
— Где?
— В семи милях от городских стен, на главном тракте. Тела растерзаны и раскиданы у дороги. Похоже, бедняги даже не успели перегруппироваться к нападению. Тело вёльвы исчезло. И повсюду следы когтей.
— Отправляемся. Надо осмотреться. Простите, Ваше Превосходительство.
— Ничего, Дамиан. Отправляйтесь. Да благословит вас Князь.
Прильнув на прощание к кольцу наставника, Дамиан чуть ли не бегом бросился к конюшням. Варес пыхтел сзади, стараясь приноровиться к его скорости:
— Дождь развезет все к тому моменту, когда мы туда приедем, но парни из дорожного патруля сказали, что эти когти… Дамиан, это не обычные волки или медведи. Это что-то намного крупнее.
Дамиан крикнул конюшим, чтобы запрягали лошадей, и рванул в сторожевую башню по мокрым ступеням.
— Вы трое едете со мной, приказ Падре Сервуса! — рявкнул он на стоящих поблизости от входа мужчин, которые отдыхали у огня. Дамиан видел: они собираются спорить, что не подчиняются вшивой псине из Храма, и еще громче гаркнул: — Я что, на вёльском говорю? Быстро!
Не дожидаясь возражений, Дамиан выбежал под проливной дождь и запрыгнул на Мирро. Конь успел обсохнуть и, похоже, хорошенько отдохнул. Сам же Дамиан чувствовал усталость и першение в горле. Но дав шенкеля Мирро и пустив его рысью, он уже перенесся мыслями к потерянному отряду и исчезнувшему телу вёльвы. Кто-то или что-то планомерно уничтожало храмовников, но так близко к столице… Эта близость обещала кровавую расправу не только храмовникам, но и самому королю. Возможно, думал Дамиан, вёльвы перешли в наступление раньше, чем предполагал Симеон. И ему нужно было во всем разобраться, пока дождь не стер все следы, ведущие к убийце.
Глава 4
— Поднимайся! Ни один противник не станет ждать, пока ты поноешь.
Авалон застонала, прижимая левой рукой локоть правой — там поселилась боль, жалящая нервы при любом маломальском движении. Скорчив лицо в гримасе страдания, она сцепила зубы и рывком села. Из груди вырвался сдавленный выдох. Пошевелив пальцами, она подавила очередной стон, заглушив его плотно сжатыми губами, и подняла валявшийся в песке кинжал. Обхватив рукоять, она на мгновение остановилась, чтобы переждать вспышку боли и встала не нетвердых ногах, все еще придерживая левой рукой локоть правой.
— Не обязательно было так сильно бить, — выплюнула она, в упор глядя на Хорхе Гвидона, капитана королевской стражи. — Ты мог сломать мне руку!
Хорхе ухмыльнулся и развел руками:
— В бою и не такое случается. Особенно, когда пытаешься переть на здоровенного мужика, который в несколько раз больше тебя по весу и росту, — он нацелил на нее острие меча. — Ты никогда не победишь ни одного мужчину в честном бою, Авалон. Забудь о честности и оставь ее тем, у кого есть на это время и глупость. Мы сильнее и, чаще всего, быстрее. Если у тебя не останется граната, Авалон, беги. Беги так, словно за тобой гонится свора диких псов.