Гранат и Омела
Шрифт:
— Ты что-то узнал? — встрепенулась Авалон и едва сдержалась, чтобы не выхватить мандолину из рук музыканта. — Говори же, ну!
Бас разжал гриф инструмента, но виртуозно удержал его в равновесии локтем другой руки. Рукава рубашки он закатал, видимо, пытаясь спастись от удушливой жары. Ветер не шевелил ветвей, а влажный тяжелый воздух будто окаменел, и его одежда липла к телу.
— Я кое-что подслушал вчера у Инессы…
Авалон поморщилась, ощутив, как накатывает волна вязкого холода. Само существование таких заведений, как у Инессы, ей виделось прямым доказательством того, что век каждой ведьмы недолог. По крайней мере, пока ей не прикажут
— Ты опять наведывался в бархатный дом?
Бас одарил ее возмущенным закатыванием глаз.
— Вчера было людно, — подразнил он Авалон и, заметив ее искривленный в брезгливости рот, добавил со смехом. — Когда ты уже поймешь, что это нормально? Mi corazon, людям свойственно любить друг друга. Ну, и трахать тоже… последнее мне нравится куда больше…
— Лунный свет, Бас, прекрати!
Склизкая минога и устремленный к звездам взгляд.
Авалон в попытке успокоиться ухватилась за ткань своего платья. Роскошный шелк был тяжелым и холодил на жаре руку. Его складки выскальзывали из ее вспотевших пальцев, словно угри, пытавшиеся вырваться на свободу. Она с отвращением отбросила ткань и уставилась на собеседника:
— Так что ты узнал?
— Один из нижних на пике удовольствия признался, что шпионил в пользу Инира какое-то время. Там несколько месяцев назад стали пропадать охотники на ведьм. Целыми отрядами.
Авалон вскинула в недоумении бровь.
— И? Это же хорошо, — не найдя на лице Басилио радости, она уточнила. — Или нет?
— Как сказать, дорогуша, как сказать… — Он пожал плечами. — Трастамара вымирает. Это видит каждый, у кого глаза не в заднице. Говорят, между засушливыми сезонами вскоре вообще исчезнут периоды восстановления. Я случайно вызнал у одного из парнишек, которые поливают гранатовые плантации, что в этом году плоды дали только три дерева.
— Опять информация из бархатной кровати? — скептически спросила Авалон.
— Эй, это, между прочим, самое надежное место. Особенно, когда твой источник стонет под тобой и его удовольствие зависит от твоего…
— Все, Бас! Можешь не продолжать, я тебе верю! Только прекрати!
Губы Басилио растянулись в очередной нахальной ухмылке, а пальцы стали перебирать туго натянутые струны. Игривая мелодия сопровождала слова Авалон:
— И как это связано с исчезновениями охотников?
— Пока не имею ни малейшего понятия… в любом случае, это не к добру, mi corazon. У нас засуха и меньше возможностей к колдовству, у них меньше охотников… возможно, скоро нас ждет война, — последнее предложение он задумчиво прошептал, глядя на дно пруда.
В образовавшейся тишине слышался только звук разбивающегося о водную гладь водопада.
— Ладно, пойдем. Мадам Монтре уже достаточно подогрета, чтобы начать плеваться, — Бас хохотнул, ловко соскочил с ограждения и поманил ее за собой.
Авалон кивнула, но напоследок замерла на мгновение у ограждения, глядя на статую. Страх растекался по ее венам драконьим пламенем, живот сводило от боли, а горло перехватил спазм. Подавив желание сбежать, она последовала за своим спутником вниз по истертым ступеням алькасара. Каждый раз, когда она проходила тут по пути в Розовые Сады, задумывалась, сколько же ног здесь должно было пройти, чтобы так отполировать камни.
Чтобы срезать путь, Басилио поднялся на крепостную стену. Авалон нехотя спешила в своем несуразном одеянии за ним. Она путалась
На ее родине, должно быть, уже выпал снег. Но здесь, в Трастамаре, его не видели пару десятилетий. Вместо этого — угнетающая жара. Густой влажный воздух большую часть года покрывал улицы, словно мокрое шерстяное одеяло во время лихорадки. Весь город исходил потом и варился в тени. Единственным благословленным место во всей Трастамаре в такой период были Розовые Сады — где Авалон ждала ее судьба. Ее кошмар.
С крепостной стены открывался прекрасный вид. Точнее, прекрасным он был еще несколько лет назад, когда Авалон отправили сюда учиться. Здесь она познакомилась с Каталиной и стала ей опорой. Однако то время прошло, и ни Авалон, ни земля Трастамары не остались прежними. Внизу, под стенами, раскинулась засушливая долина, каменистая почва которой вся пошла трещинами под выжившими кустарниками и стройными деревьями. Дальше, ближе к горизонту, насколько хватало глаз, черные заплатки голой земли смешивались с бежевым песком, а небеса встречались с землей в непрерывной линии: плоской и невыразительной. Трастамара умирала.
Проводив взглядом линию горизонта, Авалон спустилась по крепостной лестнице вниз во внутренний двор, ведущий к садам. Басилио уверенно вышагивал впереди, раскачивая в руке мандолину.
Безжизненность выложенных камнями улиц сменилась гравием и растительностью: дорожки были перекрыты арками, увитыми зеленью, а сквозь лениво раскачивающуюся листву на землю падали закатные лучи солнца и растекались красно-оранжевыми лужицами под ногами. Тени прыгали по стремительно идущему Басу, игриво касаясь то его волос и щек, то оголенных рук, уверенно держащих музыкальный инструмент. Авалон постаралась улыбнуться в ответ, когда Бас на мгновение обернулся и подмигнул ей, но губы предательски дрогнули. Она почуяла приторный запах красных апельсинов и дикой фисташки — отсюда начиналась территория Розовых Садов.
Авалон добровольно вступила в капкан. Предчувствие беды не покидало ее с самой ночи, когда ее разбудили: Каталина вновь проснулась с криками посреди ночи. Темнота, запах успокаивающего настоя лаванды, мелиссы и пустырника и капающие на руку слезы подруги. Авалон отчасти была благодарна судьбе, что ей не осталось времени на собственные переживания — они могли сожрать ее с потрохами еще до наступления рассвета. С другой стороны, она чувствовала вину, что в ее голове зародилась благодарность той же судьбе, которая и сотворила такое с Каталиной.
Авалон снова ощутила на корне языка кислоту. Оно усилилось, когда впереди заалели шелковые пологи террасы, располагавшуюся в тени шелковицы. Пухлые мясистые ягоды валялись раздавленные под ногами, заполняя ноздри сладким ароматом. Авалон споткнулась, когда заметила жирную фигуру, возлежавшую на мягкой кушетке и уплетающую финики.
Бас, не заметивший ее промедления, небрежно кивнул двум фигурам, перед третьей — элегантно склонился.
— Ваше Величество, — бледная, веснушчатая ухоженная рука вспорхнула, будто птица, поймавшая поток ветра, и протянулась к Басу. Он прильнул к массивному бордовому камню в форме зерна граната и все еще в легком поклоне отошел к каменному парапету, устланному подушками. Подобрав с ткани упавшую ягоду шелковицы, он закинул ее в рот и пристроив мандолину рядом, выжидающе посмотрел на Авалон.