Граница горных вил
Шрифт:
— Я пробовала промывать этот кошмар вином, — сказала Рён, — но, видно, уже поздно. И он не успел мне ничего толком рассказать.
Бет с Олли колдовали над Дени бесконечно долго. На улице стемнело, и если бы не Рён, то я бы намучился с Николкой. Рён, как все вилы, завораживала детей одним своим видом. Николка начинал хныкать, но стоило Рён наклонить над ним свое прекрасное лицо, взглянуть темными, с серебряным отливом глазами, и он послушно затихал.
Наконец Бет и Олли вышли к нам в главный зал, присели у очага.
— Ну что? — спросила Рён.
— Не знаю, — покачала головой Бет. — Дайте что-нибудь
Такой я никогда ее не видел. Рён подняла один из своих кувшинов, плеснула в кружку то, что в нем хранилось, — это оказалось молоко (то самое, на которое она нам жаловалась), отдала кружку Бет.
— А можно что-нибудь еще сделать, чтобы он… этот мальчик выжил наверняка? — спросила Рён.
— Можно, — кивнула Бет устало. — Принеси живой воды.
Рён встала, будто собралась немедленно идти куда-то за этой водой.
— Ты подожди, — сказала Бет. — Давай попробуем его вытащить так. Сможешь колоть антибиотики? Я покажу, как, и оставлю все, что нужно: шприцы, иглы, лекарства… Хорошо бы Олли тоже остался здесь. Одной, наверно, со всем этим не справиться.
Рён хмуро кивнула и села на прежнее место. Олли тоже кивнул.
— Конечно, я останусь. Вы только расскажите все Инге.
— Не представляю, — сказал я, — как Рён пережила эти два дня. Я бы не знал, что делать с таким тяжелым больным.
— Я тоже не знала, — ответила Рён, — и отойти от него не могла, чтобы позвать кого-нибудь на помощь.
— Вилы вообще относятся к таким вещам не так, как люди, — сказала Бет. — Люди часто брезгливы к плоти, а мы нет. Я поняла это, когда работала в госпитале. Гной, кровь, все прочее нас почему-то не задевает. Единственное, что для вил невыносимо, — это смерть. Когда жизнь уходит на глазах, хочется даже не плакать, а… я не знаю… кулаками бить куда попало!
Рён кивнула.
— Да. Особенно, наверно, если человек такой… юный. Он ведь еще не взрослый, да?
— Какое там! — тяжко вздохнула Бет. — Ему семнадцать или около того, может быть, и меньше. Он у нас всегда был самым маленьким. В солдатики играл… Вот доигрался.
— Так это ваш? Из Лэнда? — вдруг догадался Олли.
— Да. Его зовут Дени.
— А с остальными что?
Все повернулись к Рён.
— Не знаю, — ответила она сердито. — Ну не знаю я! Там ничего не видно. Завтра сами можете взглянуть. Все только лес до горизонта и мой ручей.
Я подозревал (и утром это подтвердилось), что водопадик Рён и есть тот самый, который виден по пути от базы. Это кое-что объясняло, то есть давало отправную точку для предположений.
Дени уснул и спал довольно спокойно. Мы с Рён и Олли дежурили возле него по очереди, обещав Бет разбудить ее, если понадобится. Утром она провела «показательную» перевязку и инъекции (Рён даже что-то записала для себя). Дени стало немного лучше. Он пришел в себя, узнал Бет, но потом от боли снова потерял сознание. Бет посидела рядом с ним, погладила измученное, заострившееся и какое-то маленькое лицо, а Дени что-то жалобно пробормотал ей в благодарность, но уж, конечно, ничего не рассказал.
Рён бродила вокруг в беспокойстве.
— А как узнать, что ему лучше? — спросила она у Бет.
— Вот когда нахамит тебе, то, значит, все в порядке.
Рён понимающе кивнула.
— А он мне уже нахамил! Даже дурой обозвал.
— Ну,
Глава 2
ДВЕ СТРАШНЫЕ ИСТОРИИ
От Рён мы мало что узнали — только историю их драматической встречи с Дени. Утром она показала, откуда он появился. Это в самом деле была тропа, соединявшая водопадик, дорогу и базу. Дени шел именно оттуда. Брел по лесной тропе, стараясь, вероятно, оторваться от погони. Он нес оружие: какой-то автомат и две гранаты. (Рён оставила все это в одной из внешних кладовок, рядом с дровяным складом.) Я уже достаточно хорошо изучил вооружение нашей гвардии и пограничной службы, чтобы определить: оружие не наше. Вот чье — этого я сказать не мог. На нем не было никакого вразумительного штампа, клейма или заводской марки. Щит тоже оказался при Дени, что делало картину совсем уж непонятной. С одной стороны — следы какой-то зверской расправы, с другой — оружие и щит. И свобода, похожая, пожалуй, на побег.
Дени явился двумя закатами раньше, чем мы приехали по зову Рён. Она спустилась вниз, чтобы посидеть на своем любимом валуне, — все так, как мне рассказывала Бет когда-то очень счастливым днем. Свой водопадик Рён на время усмирила, и он бежал вниз небольшим и безобидным ручейком. Дени вышел из леса на ее поляну, что называется, в лучших традициях жанра: покачиваясь, задыхаясь, вытирая пот с перепачканной физиономии. На огромной, явно не его рубахе — кровь. Рён, конечно, не испугалась (чего бояться виле?), но приветствовала героя, поднявшись со своего валуна. Рён была очень похожа на своих родителей — такая же смуглая и темноволосая. На мой взгляд, она больше напоминала Олли: охотней хмурилась, чем улыбалась. Зеленую одежду Рён носила из принципа: чтобы быть прямо как из сказки (из английской — так ей больше нравилось, чем белое платье средиземноморской вилы). На Дени весь этот романтический антураж — ручей, валун, красавица в зеленом — не произвел должного впечатления. Он остановился, переводя дух, тоскливо осмотрел позицию (потому что для него это был не пейзаж, а именно позиция для боя, причем последнего, как он считал), заметил Рён и очень рассердился. Прямо-таки рассвирепел.
— Ты что здесь делаешь? — набросился он на нее.
— Я здесь живу, — сказала Рён с достоинством.
— Где — здесь?
— Там, наверху.
— Так уходи к себе! Беги отсюда, спрячься! Сейчас они придут.
— Кто — они?
— Да неважно! Это долго объяснять. Им нельзя попадаться… Живым нельзя сдаваться, понимаешь? Если бы ты видела, что они делают с пленными… Уходи. Ты знаешь Бет?
— Знаю.
— Передай ей, что внизу война. Пусть они возвращаются скорее, только осторожно. Я вот попал в ловушку… Уходи, не стой! Они близко.
— А ты?
— А я прикрою. Ну, скорее!
— Уйти-то я всегда успею, — начала Рён, но он прервал ее:
— Ты дура, что ли? Не дадут тебе уйти. Беги, предупреди своих.
— Пойдем со мной.
— Я больше не могу идти, — честно ответил ей Дени.
— Отсюда плохо прикрывать, — настаивала Рён. — Давай поднимемся немного.
Она кивнула на отвесную скалу метра в три высотой — последний уступ, с которого падал ее водопадик. Дени оторопело уставился на нее.