Граница
Шрифт:
— Я должен увидеть Никки, — сказал Итан. — Я вернусь через несколько минут.
Он наше ее в другой палате, стены которой были выкрашены в бледно-зеленый цвет, а кое-где были нарисованы цветы. Никки лежала в постели, а рядом с ее койкой на столике горела лампа, здесь же стоял пластиковый стаканчик с апельсиновым соком и тарелка, на которой лежали остатки сэндвича с джемом и арахисовым маслом. Она просматривала старый выпуск журнала «Элль», когда Итан заглянул в ее палату.
— Привет, — поздоровался он, стараясь максимально подражать
Ее единственный карий глаз посмотрел на него. Стразы на ее повязке сверкнули под светом лампы, которая подпитывалась от энергии, намного старше ее самой. Ее лицо приобрело более здоровый оттенок, она приняла душ, и теперь ее волосы казались более светлыми и блестели. Миротворец решил, что то, что Никки ест, пьет и с интересом читает журнал — это хороший знак. По крайней мере, даже если она просто просматривает картинки, это уже хоть немного отвлекает ее от печальных мыслей.
Он знал, что она скучает по Итану. Она поехала с ним в эту поездку, потому что доверяла ему, а он покинул ее, даже не сумев попрощаться. В этом не было вины мальчика, такова была необходимость, таким был план Миротворца с момента его прибытия на Землю. Но ведь это действительно было несправедливо, жестоко и нечестно, какими бы благими ни были намерения инопланетянина. Миротворцу казалось, что он вполне понимает чувства Никки.
Он существовал долгое время — намного дольше, чем Никки Стэнвик. Ее разум даже не мог охватить и прочувствовать такое долгое время. И все же сейчас Миротворец был растерян. Он никогда прежде не сталкивался с такой ситуацией и не знал, что должен сейчас сказать.
Он мог почувствовать, захочет ли она видеть его в своей палате или нет, и он почти решился уйти, чтобы пощадить ее чувства, но затем она неуверенно произнесла:
— Конечно.
Он вошел.
— Милая палата, — неловко произнес он.
— Нормальная.
— У тебя есть все, что нужно?
— Наверное.
— Жутковато без окон...
— Жутковато, — согласилась она. — Хотя странно слышать это слово от тебя.
— Да... — он смутился, но все же продолжил, — да, я знаю, что странно.
— Не пытайся говорить, как он, — сказала она. — Ты — не он. Не притворяйся.
— Ох... да. Хорошо, — он кивнул. — Ты права, я никогда не смогу стать им.
— Ты пришел сюда по какой-то причине?
— Да. Дейв, Оливия и я должны уехать на пару часов. Мы отправимся с президентом Билом в его вертолете в Зону-51. Ну... в специальную лабораторию под названием S-4. Там находятся инопланетные артефакты, — он решил говорить как можно проще. — Вещи, которые когда-то находились на борту разбитых инопланетных кораблей. Я думаю — я надеюсь — что что-то оттуда может мне пригодиться.
— Ты хочешь сказать... как бы... пушка или что-то типа того?
— Я толком не знаю, что может помочь мне остановить эту войну, но почему-то уверен, что достать это
— Хм... — только и выдавила она. Прошло некоторое время, прежде чем она заговорила снова, и Итан слышал, как слова выстраиваются в цельные фразы в ее мозгу. — На самом деле... это довольно круто.
Итан не знал, на чем сосредоточить взгляд своих серебряных глаз. Он знал, что они пугают ее. Один глаз мог казаться ей «довольно крутым», но два... это было уже слишком.
— Что значат эти буквы у тебя на груди? — спросила она. — Почему они проступили? И почему, когда касаешься твоей кожи, под ней светится серебро?
Итан подумал: ответы на эти вопросы может знать только Великая Сила, создавшая меня. Он не знал ее, но незримо она напоминала ему о его долге, о способностях, о том, что он — даже нося этот человеческий «костюм» — не должен был верить, что стал человеком, даже на мгновение.
— Генерал Уинслетт носит на груди цветные полоски, чтобы обозначить сражения, в которых он побывал. И медали носит, — ответил Миротворец. — А мои выглядят вот так. Каждый символ имеет значение, а вместе они излагают мою цель. На вашем языке это значит «защитник».
— Но я ведь и раньше видела такие рунические буквы. Разве они не земного происхождения?
— Они очень древние. Похоже, они каким-то образом нашли свой путь в этот мир — возможно, на одном из разбившихся здесь кораблей. Либо одна из рас научила вас им в качестве подарка. Я уверен, что на эту землю проникала и другая письменность, но, возможно, она ныне забыта и утеряна. Извини... Я знаю, что говорю, как... — он замялся, подыскивая верное слово. — Чудик, — это было единственное, что он смог придумать. — Что касается моей кожи — точнее, переливов серебра на коже Итана — я считаю, что это лишь химическая реакция. Реакция живой ткани, внутри которой я присутствую, на меня и мою энергию, которая дает этому телу жизненную силу.
Он на миг задумался, что не стоило говорить этого Никки. Возможно, она не сумеет понять.
— Я понимаю, — сказала она. Затем нахмурилась. — Наверное. Вау, — выдохнула она, — и что бы мои приятели из боулинг-клуба Боул-А-Рама сказали на такое?
— Они бы никогда в это не поверили, даже если бы я стоял рядом с тобой в качестве доказательства. Они бы подумали, что я сбежал из... — он пожал плечами.
— Из фильма ужасов, — хмыкнула Никки.
Он слабо улыбнулся.
— Я настолько ужасен?
— С этими глазами ты пугаешь меня до чертиков, — ответила она, решив не врать.
— Лучше бы я пугал до чертиков Горгонов и Сайферов, и мог таким образом положить конец этой войне.
— Да, — кивнула она. — Так было бы лучше.
И снова он замолчал, пытаясь найти нужные слова. Беседа в этом мире, похоже, была способом выяснения отношений, но для нее требовались строго правильные слова, которые оказалось не так-то просто подобрать.