Гранит
Шрифт:
Говорил начальник карьерного отдела Петров. Его интересовало одно: изготовление полированных плит.
— В сентябре план выполните? Говорят, вы людей с этого участка срываете?
«Не иначе, про монумент кто-то успел доложить. Надо же... Но это вовсе не отражается на плане. Не справляются резальные и шлифовальные машины. Все дело в них», — думал Григоренко, а сам говорил:
— Мы наращиваем темпы, Антон Власович, и скоро войдем в график.
— Здесь вот на вас, Сергей Сергеевич, заявление пришло, — словно между прочим сообщил Петров. — На имя министра.
После
— Кто же это постарался?
— Письмо подписано... инженерно-техническим работником вашего комбината.
— О чем конкретно жалоба?
— Заявление у начальника главка, — ответил Петров.— Сам я не читал. Соловушкин ознакомился и говорит, что дело скверное. Транжирите средства, передали автономную линию дробления щебня колхозам, разбазариваете фондовые материалы! Что за памятник вы взялись делать?.. Министр возмущен. Особенно передачей автономки и щебня колхозам. И это в то время, когда в министерстве не хватает щебня. Поняли? В общем — ждите комиссию или комплексную ревизию. Возглавит комиссию, конечно, представитель министерства.
Петров замолчал на какой-то миг, но миг этот показался Григоренко бесконечно долгим.
— Вы действительно передали колхозам дробильно-сортировочную установку? — нарушил наконец молчание Антон Власович.
— Передал Межколхоздорстрою. До весны. Она нам понадобится недели на две, не больше. В период перехода со старого вторичного дробления на новое. Потом демонтируем. А может быть, ее не следует разбирать? Согласно положению, я имею право передать установку в аренду.
— Этот пункт положения давно отменен.
В тоне Петрова почувствовались холодноватые нотки, и Сергей Сергеевич не мог не заметить этого.
— Ну что ж, готов отвечать! Что касается разбазаривания фондовых материалов и растранжиривания денег, то это, мягко говоря, преувеличение.
— Погодите. С Днепропетровским институтом договор о внедрении счетно-вычислительной техники заключили? Не так ли? Но не рановато ли комбинату браться за такое дело? А автомобильные шины Сажевому заводу продавали?..
— Да, договор заключил. И я имею на это право. Шины нам пришлось отпустить за сорокатонный кран... А сколько материалов мы получаем в разных организациях? Там об этом не написано?
— Не знаю. Комиссия будет выяснять, что брали, а что отпускали... Как семья, Сергей Сергеевич?
— Спасибо, все хорошо.
— Передайте привет жене. И извините за поздний звонок. До свидания!
Оксана была рядом. Она слышала разговор, но не все поняла.
— Что-то случилось, Сережа?
Как Григоренко хотелось сказать ей: «Я люблю тебя, ты мне нужна сейчас, как никогда!» Но он произнес совсем другое:
— Заявление на имя министра поступило. Будет министерская комиссия или комплексная ревизия.
— Я уверена, что у тебя все в порядке и тревожиться нечего. Не так ли?
— За исключением чепухи, Оксаночка!
— А я-то думала, что прошлогодние кляузы тебя кое-чему научили!
Григоренко задумался. Собственно, чему эти кляузы могли его научить? Если бы пришлось начинать все
— Эх, Сергей, Сергей, плетью обуха не перешибешь! — вздохнула Оксана. — Гамза, наверное, написал.
— Допускаю, что он.
— Ты его хоть на другую должность устроил?
— Работает старшим механиком на камнедробильном заводе. Большего ему доверить нельзя!
— Говорила тебе, не берись за гранитные плиты! Вот и результат — не получается... Переходящего знамени комбинату не дали, премию срезали. Попомни: и с художественной резьбой горя натерпишься! Другие не берутся, и ничего! — изрекала Оксана поучительным тоном, с непоколебимой убежденностью в своей правоте.
Григоренко чувствовал, что не в силах больше слышать такое. Еще мгновение, и он сорвется, резко выскажет ей все.
«Неужели она в самом деле считает, что счастье — лишь в покое и личном благополучии?» — с горечью подумал Сергей Сергеевич.
— Ладно, Оксанка, давай спать!
Григоренко потянулся к выключателю и погасил свет.
Тут же сверкнула молния, загрохотал гром. Усиливаясь, загудел за окнами ветер.
— Ожидали заморозков, а ударил гром, — произнесла Оксана. — Конец сентября...
Она умолкла, дыхание ее стало ровным. Но не спала. Разве уснешь в грозу.
После разряда молнии все погрузилось в кромешную тьму — не стало видно ни потолка, ни пола, ни обстановки. Крупная капля дождя ударилась в оконное стекло, за нею забарабанили другие. На город обрушился ливень.
Опять сверкнула молния. Сергей Сергеевич на миг увидел жену. Она лежала с открытыми глазами.
Небо гудело и грохотало так, словно кто-то гарцевал по железной крыше. «Это, наверно, последняя гроза,— думал Григоренко, а сердце тревожно билось. Вспомнились слова Оксаны: «Я уверена, что у тебя все в порядке и тревожиться нечего». — Ну на каком комбинате может быть «все в порядке»? В ноябре прошлого года Бегма допустил большой перерасход зарплаты. Людям платили за счет основного производства. А с шинами?.. Не отпустишь их, не получишь кран. Монтаж завода вторичного дробления, конечно, затянется... Автономную линию дробления отдал в аренду? Но она все равно простаивала. И потом, кому я отдал? Спекулянту, что ли? Государственному предприятию. В одной, стране живем! Ну ладно, хватит об этом! Вот и гроза прошла. Спать! Спать!..»
Но мысли Григоренко неумолимо, снова и снова возвращались к разговору с Петровым.
Забылся тревожным сном Сергей Сергеевич лишь глубокой ночью. Во сне его мучили кошмары. Он просыпался и лежал с раскрытыми глазами. Время тянулось невообразимо долго. Даже вставал покурить, чего с ним по ночам никогда не бывало.
Светлана обрадовалась, когда ее окликнул Ростислав Лисяк. Но виду не подала. Продолжала идти. Он преградил ей дорогу.