Гранитный линкор
Шрифт:
— Пока разгадает, будет поздно. Мы заранее подготовим для него сюрприз.
— Резонно.
— Задача понятна, товарищ генерал!
Семин развернул на столе карту Угрюмого.
— Итак, в ночь на четвертое,— повторил он.
Генерал на минуту задумался, рассматривая расположение частей противника, четко нанесенное на карту.
— Федор Петрович, кто готовил вам эту карту?
Полковник довольно улыбнулся.
— Лейтенант Юрушкин, товарищ командующий!
— Сразу видно — грамотный офицер.
— Грамотный и требовательный... Но тяжелый для матросов: не любят они его!..
— Сыроват, очевидно, паренек, горя не испил еще!—жестковатый бас генерала зазвучал мягче.
Настойчиво зазвонил телефон. Полковник взял трубку и, сдерживая волнение, стал записывать телефонограмму:
«В районе острова Безымянный только что потоплен подводной лодкой груженый транспорт...»
— Где тонко, там и рвется! — помрачнел генерал. — Снаряды наши на дне...
— Утонула последняя надежда... — полковник бросил карандаш. — Не сладко нам будет! Артиллерист без снаряда — что море без воды.
— Однако выход один — наступать! — генерал решительно сложил карту.— Без артиллерийской подготовки, неожиданным броском!..
После совещания командиры частей, обороняющих Угрюмый, молча расходились по своим штабам.
Для подполковника Крылова это совещание было особенным: сегодня ночью его части должны начать штурм Гранитного!
Прорыв самых сильных укреплений врага и захват вершины был поручен командиру первого батальона майору Уточкину. Обычно при получении задания Уточкин был возбужден, весел, много смеялся, говорил, а сейчас на смуглом, жизнерадостном лице командира задержалась печаль.
Майор Карпов, заместитель командира полка по политчасти, после совещания зашел на минуту к начальнику политотдела и теперь догонял офицеров. Ему нужно было перед боем поговорить с Уточкиным по душам...
Андрей Уточкин и Степан Карпов были неразлучными друзьями. Познакомились они задолго до войны в небольшом южном городке, где Уточкин командовал учебной ротой, а Карпов был его замполитом.
Уточкина он догнал у водопада. Тот задумчиво смотрел на серебристые каскады падающей воды.
— Андрей! — тронул его за плечо Карпов.
— А? — обернулся Уточкин.
— Что с тобой?
— Ничего, порядок,— опустил глаза Уточкин, прислушиваясь к шуму водопада.
Замолчали. Будто и Карпов слушал, как тяжело падала вода.
— Трудно тебе будет сегодня, ведь Гранитный...
Андрей не ответил.
— От тебя зависит судьба Угрюмого, а может быть, и всего Севера.
— Знаю...
Карпов осторожно достал письмо и протянул Уточкину. При виде знакомого почерка обветренные губы Андрея согрела сдержанная улыбка:
— Наконец-то!.. Знаешь, Степан, если со мной что-нибудь случится... прошу, напиши ей...
—
Они не заметили, как дошли до расположения первого батальона. Уточкин рассказал Карпову о матросах, прибывших с Большой земли.
— Хорошие матросы! — улыбнулся Карпов.
— Да-а...— нахмурился Уточкин.— Не успел Ерохин ступить на Угрюмый, а уже гауптвахта!..
— От лейтенанта Юрушкина не трудно получить,— улыбнулся Карпов. — У него аресты сыплются, как из рога изобилия — за дело и без дела. Грамотный офицер, но с изъяном. Надо серьезно заняться Юрушкиным!
— Мне кажется, Ерохин не очень-то огорчен взысканием. Он за службу на флоте получил их больше двадцати, почти все — строгие аресты... Да три месяца штрафной имеет!
— Взыскания ты, Андрей, у матроса считал, а вот о его заслугах ничего не знаешь...
— Да разве у такого могут быть заслуги! — засмеялся Уточкин.
— Ты смотрел его документы? Лично говорил с Ерохиным?
— Нет, мне командир роты докладывал, — смутился Уточкин.
— Плохо, Андрей,— упрекнул его Карпов.— Людей по докладам и бумажкам изучаешь.
Когда Карпов вошел в землянку первой роты первого взвода, Ерохин был один. Обхватив ладонями голову и уткнув лицо в полушубок, он лежал, вытянувшись на нарах.
— Товарищ Ерохин! — Карпов осторожно тронул матроса.
Ерохин вскочил, виновато посмотрел на офицера.
— Простите, товарищ майор! — вытянулся он. — Голова болит...
— Леонид Петрович? — ласково спросил Карпов.
— Так точно, товарищ майор!
Очевидно, оттого что Карпов назвал Ерохина по имени и отчеству, лицо матроса порозовело.
— Ну, как вам на Угрюмом, Леонид Петрович?
— Скучно, дела настоящего нет!
— За этим не станет!
— А скоро?
— Очень скоро.— Карпов взял лежавшую на нарах бескозырку. — Ваша?
— Моя, — смутился Ерохин. — Она случайно здесь... У меня шапка имеется, как по форме положено...
Карпов будто не замечал смущения Ерохина.
— Не служил я на корабле, а слабость к бескозырке имею, — задушевно сказал он. — Еще в детстве мечтал носить ее, да так и не пришлось: в пехоту попал...
«Червячка первоначально на удочку, как для карася... А потом вроде лейтенанта Юрушкина — гауптвахту в зубы!» — подумал Ерохин.
— Чудесный головной убор, — продолжал Карпов. — В нем и удаль, и размах, и бесстрашие души русского матроса!
«Нет, пожалуй, не приманка: правду о бескозырке говорит...» — решил Ерохин и страстно добавил:— Она у матроса вроде дополнительного оружия. Страх на врагов нагоняет!..
— Хорошо сказали, товарищ Ерохин. — Карпов аккуратно расправил ленточку на бескозырке. Лицо его вдруг стало строгим.