Гранитный линкор
Шрифт:
— Чтобы трехэтажными матюками егерей по радио бить! — сострил один из радистов.
— А пулемет у микрофона станет врагу частушки выстукивать,— добавил другой.— Ух, и концерт будет!
— Зачем так говорить? — возразил Амас, устанавливая громкоговоритель.— Хитро придумал наш капитан... Как егеря близко подойдут, матросы в микрофон «Интернационал» грянут. И весь Гранитный с ними... Земля грянет... Егеря испугаются, а мы на голову им!..
— Ерунда! — бросил первый матрос.— У них, сказывают, целый полк, а у нас в окопах остались одни повара, шофера, сапожники да матросы-калеки...
— А наш отряд? — гордо сказал Амас.— Три сотни человек!
— Три сотни, а там... Это
Амас презрительно улыбнулся.
— Я слышал, как говорил мой дед: один ястреб в голову орла так клюнул, что тот и не летал больше. «Сильнее кошки зверя нет»,— в басне сказано. И слону глаза выдерет. Слон слепой станет, а комары... У-у-у, сила! Львы от них удирать будут... Человек комаров боится! Я боюсь комаров!
Егеря овладели первой линией обороны североморцев и, ломая все на своем пути, устремились вперед.
Скоро высотка Буек осталась у них в тылу.
Удача, казалось, сама шла навстречу. Гитлеровцы победно наступали. Силы русских заметно слабели... Офицеры и рядовые солдаты поздравляли друг друга с победой. Полуостров Угрюмый не сегодня-завтра падет. Но почему-то не радовался удаче полковник Шредер. Умные глаза его были широко открыты. На сухом жестком лице росла тревога. Он ведь хорошо знал, что русские матросы всегда стояли на своих позициях «насмерть», а на этот раз охотно отступали... Странно... Они что-то задумали. Надо разгадать их замысел. Но как? Иногда враг хитрил: оставлял выгодные позиции, чтобы выиграть время, запутать противника, а затем неожиданно нанести удар. Может, это и задумал сейчас генерал Семин?.. Но для хорошего удара нужны большие резервы, а их у русских, пожалуй, мало... или даже совсем нет... Иначе генерал Семин определенно сбросил бы его сегодня с Гранитного линкора.
Итак, надо наступать! Ни минуты передышки «черным дьяволам»... Только вперед, скорее на просторы Угрюмого!
Свой командный пункт Шредер перенес на отвоеванные у русских позиции.
Установив станковый пулемет, Семен Сибиряк ждал. Гряда гранитных нагромождений, за которой укрылись пулеметчики, была надежной защитой. Враги были близко. Стреляя из автоматов, егеря быстро спускались вниз. Они уже давно находились в зоне пулеметного огня, но Семен не стрелял. Лежавший рядом матрос — второй номер — то и дело до боли сжимал ему локоть: стреляй, мол, стреляй!.. Семен даже не шевелился. Не стреляли и три других пулемета. Тоже чего-то ждали.
Перед позициями североморцев тянулся вглубь и вширь пологий открытый спуск. Егеря должны были обязательно пройти по нему. Очевидно, сюда-то и поджидали врага советские пулеметчики. «С этого пупка живым никто не уйдет!» — оценивая пологий спуск, говорили они.
Враг собирал свои силы, готовился к решительному броску через открытое место.
Второй номер снова до боли сжимает локоть Семена, а тот по-прежнему неподвижен, будто неживой.
Огонь с обеих сторон прекратился. Матросы насторожились, словно нет кругом живой души — мертво. Только поземка бесстрашно гуляла среди камней да хрипло стонали на проволоке консервные банки. Где-то далеко, в тылу врага, чуть обрисовывалась в темноте вершина высотки Буек. Там притаился отряд матросов. А может, нет их в живых?! Ведь через Буек прошел враг...
Над пологим спуском взвились и рассыпались три красные ракеты. Матросы припали к пулеметам. На спуске появилась группа егерей, за ней другая... Там еще... и еще... Семен по-прежнему не стрелял... Второй номер от нетерпения бил его по спине кулаком. Но и это не помогало. Стиснув зубы, Семен напряженно следил за врагом. А когда весь пологий спуск затемнел от движущейся
До советских окопов двадцать метров....Но что это? Над высоткой Буек странные ракеты... И не успели они погаснуть, как, словно из-под земли, перед егерями ощетинились штыки — матросы с криком «ура» шли навстречу врагу. «Черные дьяволы» несли на штыках смерть.
Холодное оцепенение на миг охватило егерей. Однако они не побежали... Они увидели, что матросов не так-то много, и ускорили свой бег навстречу русским... Сейчас полк егерей сомнет эту горстку «черных дьяволов», растопчет. И вдруг произошло невероятное...
Гранитный будто развалился, а из его расщелин, из-за камней, спереди, сзади, сбоку сверху и даже из-под ног ударили многочисленные пулеметные очереди и самое страшное, хуже орудийной канонады, русское «ура». Не рота, не батальон, не полк, а дивизия, армия невидимых «черных дьяволов» обрушилась на егерей. Не победа, а гибель нависла над ними...
Если бы у полковника Шредера и у его офицеров было хоть десяток минут времени, они, пожалуй, убедили бы своих солдат, что никакой новой-дивизии, а тем более армии, у русских на Угрюмом нет, что перед ними всего-навсего хитрая уловка капитана Углова: пулемет, пяток горластых матросов у микрофона, кричащих «ура», спрятанные между камней громкоговорители да плохая видимость — и все... Но капитан Углов не дал и минуты времени врагу.
Его отряд с такой стремительностью ударил по егерям с тыла, что даже многие офицеры Шредера поверили в то, что на Угрюмом действительно появилась новая армия.
Бросая оружие, под прикрытием артиллерии егеря поспешно отходили на свои позиции.
На командном пункте командира полка, глубоко врытом в скалу, было тесно и дымно от плохо топившейся «пузатки». Из углов и боковых углублений слышались приглушенные стоны раненых и скупые, нерадостные реплики.
— Это уж который раз гранитный орешек разгрызть не можем!
— Эх-ма! — тяжело вздохнул кто-то.
Санитары внесли новых раненых. Они негромко стонали, просили пить. Снаружи доносилась усиливающаяся артиллерийская канонада.
— Совсем взбесился фашист! — говорит, не отрываясь от телефонной трубки, молодой связист с усталыми глазами.
— Есть от чего взбеситься! Мы потеряли роту, а он за четыре атаки наших укреплений, пожалуй, трех не досчитается,— сказал кто-то из темноты.
— Ишь, ухает-то как!
В другом отделении командного пункта за походным столиком сидел Карпов. Густые светлые брови его были опалены. Широкий подбородок и кисть правой руки наскоро забинтованы. Из-под бинтов просачивалась кровь. Карпов писал срочное донесение, левая рука не слушалась: буквы получались корявые, неразборчивые, будто и им досталось в этом бою! Однако майор упрямо продолжал писать: