ГРАС. Цикл
Шрифт:
Ларькин поначалу даже задохнулся от возмущения, а потом, быстро накаляясь до предельных величин, отчеканил:
—Нет. Вы нам не помешаете.
Черт знает, что такое. Два проходимца от нечего делать позволяют себе срывать ему ответственный эксперимент. Сказать, что Ларькин в гневе был страшен — значило бы не сказать почти ничего. Ларькин в гневе напоминал потревоженного в берлоге медведя. Чуткий к проявлениям человеческой души Илюша мгновенно сориентировался:
— Пойдем, Ренат. Нам здесь не рады.
Прикрывая отход, он сказал, уже почти из-за двери пытаясь обратиться к Ане:
— Э-э... так
— Не будете, — с удовольствием согласился Ларькин, бесцеремонно выпихивая Большакова в коридор. Захлопнув дверь, он посмотрел на часы и бросился к микроскопу.
С тех пор его уже никто больше не беспокоил. Майор не торопил Виталия с отчетами. Один-два раза в неделю капитан сам докладывал о том, в чем ему удалось разобраться. Бывали и длительные перерывы в докладах — Борисов терпеливо ждал, понимая, что эксперименты ставятся, данные копятся, но о выводах говорить пока рано.
Виталий довольно быстро пришел к выводу, что изучаемая болезнь распространяется воздушно-капельным путем, как грипп. Узнав об этом, Борисов забеспокоился и потребовал принять меры санитарной безопасности. Ларькин отреагировал со спокойствием истинного ученого:
— Зачем? Все равно с Аней контактирую только я. Те вирусы, которые я обнаружил у неё на слизистой, находятся в угнетенном состоянии, даже иногда в полуразрушенном. У меня есть предположение, что благоприятной средой для них являются только нервные клетки. Везде, кроме головного и спинного мозга, вирус довольно быстро подавляется защитными силами организма —и даже не гамма-глобулином, а какими-то ферментами в крови. Причем за то время, пока Аня у нас находится, количество жизнеспособных вирусов на слизистой оболочке рта и носа у неё уменьшилось на пятнадцать процентов. Похоже, она скоро станет совершенно не заразной. Ну, не то чтобы скоро... Примерно через год-полтора.
— А что мы будем делать, если ты заразишься?
— Расширим экспериментальную базу исследований. У нас будет два подопытных кролика, что уже неплохо, если учесть, что все остальные, видимо, погибли. Вначале, наверное, появится лишай. Это будет для нас сигналом. Если это случится, дней через десять после его появления начнете меня будить каждое утро, чтобы моим новым хозяином случайно не стали Илюша, или, к примеру, Аня. Вы «жаворонок», вам это будет нетрудно, все равно вы раньше всех встаете. Если вдруг заметите, что я прекратил исследования, прикажете мне их продолжать. Не думаю, что с моими умственными способностями что-то случится. Не похоже на то. Может, ещё лучше работа пойдет.
— Ну вы, медики, отчаянные ребята.
— Ничего подобного. Будь я таким героем, как вы говорите, я бы давно поцеловал Анюту взасос. Что-то не хочется... А если это произойдет случайно, ну что ж... я и так выполняю все ваши приказы. Открою лекарство — вылечусь.
— Вот досада... А я её хотел на кухне приспособить, Я огорчился хозяйственный Борисов. —Чтоб не скучала.
— Почему бы и нет? Супы варить ей можно доверить, это вообще не опасно. Только младших по званию шалопаев нужно предупредить, чтобы к Ане не клеились.
—Правильно. Объясни им так, чтобы пострашнее было.
После объяснений Ларькина Ренат стал шарахаться от Ани как от прокаженной. Большаков выслушал предупреждение скептически, но тоже перестал
Попыток убить или похитить кореянку никто не предпринимал, май плавно перешел в восхитительный июнь, яблонька близ особняка отцвела, усыпав землю бело- розовыми лепестками.
Большаков коротал время, портя американские компьютерные игры —то есть, как он говорил, «дорабатывая» их. Одной из таких забав было, например, вставлять в обыкновенный Quake персонажей российской большой политики и в таком виде распространять свой вариант игры.
Когда ему удавалось расшифровать, сломать все защитные файлы и пароли и «доделать», наконец, какую-нибудь новую штатовскую игрушку, в ознаменование победы Илья вырисовывал крупным красивым шрифтом три буквы FSB с неизменным восклицательным знаком в конце, затейливо и со вкусом их раскрашивал, отпечатывал надпись на цветном принтере и вешал очередной листок на стенку.
Ларькин, уже давно узнавший, что три загадочные буквы означают у Большакова Fuck Silly Billy, как-то поинтересовался, какой именно Вильям имеется в виду: Гейтс или Клинтон. Илья грозно ответил, что он имел в виду всех американских Биллов, вместе взятых.
...В один из жарких дней начала июня «пацаны» сидели в беседке в саду и дожидались обеда. Позеленевший и покрывшийся мелкими прыщиками Большаков был изгнан майором на свежий воздух с приказом не приближаться к мониторам в течение ближайших шестнадцати часов. Ларькин сам вышел развеяться и отдохнуть от трудов и открытий. Ренат, помогавший в последнее время Виталию в разработке новой аппаратуры для исследования активности головного мозга, тоже пришел потрепать языком. Приготовлением обеда занимались Аня и кулинар-любитель майор Борисов.
Жара и лень размягчили стальную волю бойцов ГРАСа настолько, что никто не взял на себя труд подать на «жучки» запись фальшивого разговора. Аудиотека записей регулярно обновлялась Большаковым, и в беседке наготове стояла целая обойма разговоров на разные темы и в самом различном составе. Заголовки записей звучали так: «Ларькин и Борисов. Запись номер 5», «Ахмеров и Ларькин. Запись номер 3», «Большаков и Ахмеров. Запись номер 8»... В иное время они даже развлекались, включая в беседке динамик и устраивая коллективные прослушивания большаковских творений. Стоило протянуть руку и щелкнуть тумблером... Но сегодня протянуть руку было лень, и поэтому о делах говорить не следовало. Да и не хотелось.
Шёл ленивый равнодушный треп обо всем подряд — как обычно, какое-то время и о женщинах. Сегодня разговор потек по не совсем обычному руслу: говорили о женитьбе.
Главный заводила всех разговоров Большаков поведал о своей второй в жизни женщине, на которой он чуть было не женился. Илья рассказывал, против обыкновения, скупо, хриплым голосом —у него после длительных компьютерных запоев всегда пересыхало в горле, что служило ему дополнительным оправданием для регулярного употребления пива —искренне сострадая самому себе, тогдашнему.