Гражданская игра
Шрифт:
Я откинулся на спинку скамьи и уточнил:
— Искать нас будут весьма настойчивые люди.
— Продолжай, — потребовала Мария.
— После выполнения задания, ГПУ не позволит нам вернуться, потому что слишком много знаем. Но и оставить нас с миром не по-конторски: а вдруг однажды заговорим? Отработанными агентами унаваживают всякое поле, но не информационное.
— Но бленкер не пожалел нам времени жизни.
— Никанорову он тоже не скупился.
Теперь нахмурилась она. Выждав минуту, я сказал:
— Запад, когда начнётся коллапс, тоже примется за наши поиски. Виновного во
Она кивнула:
— Убедительно. Кого ещё заинтересует наша кровь?
— Радикалов всех религий. Этих я боюсь больше всего. Если «наши» без проволочек положат в карантин под вечную капельницу, а Запад обеспечит сытое пожизненное заключение, то воцервклёныши приложат всю извращённую фантазию, чтобы мы жили долго и мучительно. Добавь к этим прогнозам аукционы за наши головы, помножь на плотность населения планеты, и ты убедишься, что наша поимка будет делом решительным и скорым. Уверен, мы не успеем потратить и четверти выручки от удачной продажи украденного изобретения.
Она невесело усмехнулась:
— Как-то безрадостно.
Я пожал плечами и промолчал. На самом деле все эти версии ближайшего будущего имели слабое отношение к реальности. Сценарий прихода в Лиссабон составляли люди, которые купили изобретение Никанорова. Деньги, каюта… У меня не было сомнений, что нас встретят. Отдавать бленкер я не собирался, но перекладывать на Марию даже часть ответственности за принятое решение казалось неправильным.
— Почему бы Западу просто не разрушить прибор? — спросила Мария. — Когда всё начнётся, зачем мы нужны?
— До того, как они сообразят уничтожить прибор, его чертежи разойдутся по Интернету. Кроме Мегасоца, разумеется. Поскольку Родина признаёт только суверенный Рунет.
— Интернет? — перебила Мария.
Я физически чувствовал, как она припоминает странички, предложенные мне на изучение; ищет в них упоминания об изоляции Мегасоца от Интернета, и не находит. А ещё, передавая мне компьютер, она каждое утро отключала его от Интернета, чтобы я рос только на её фильтрованной информации. Не имея возможности глянуть вправо и влево. Шагая по узкому, без горизонта лабиринту сообщений.
Я улыбнулся и миролюбиво спросил:
— Будем обсуждать причины, по которым ты решила не пускать меня в Сеть, или продолжим тему перспектив совместной работы?
Она пристально смотрела сквозь меня, а я смотрел на её колебания. Сегодня при неудачном ходе беседы может прозвучать такое, что завтрашнее сотрудничество сделает невозможным. Игра будет проиграна, даже не начавшись. Стоит ли такой риск опасений, что я высмотрел в Интернете что-то запретное, чужое?
— Ты же сейчас нарочно проговорился, да? — спросила она. — Пробуешь крепость наших отношений на искусственном недоразумении, чтобы вычислить мою реакцию в реальном конфликте? Ты играешь со мной, Макс? И давно ты сомневаешься в нашем союзе?
— С того момента, как ты пыталась меня отравить.
— Если бы пыталась, ты бы умер. И я уверена, что тебе об этом известно. Но ты жив, как бленкер и предсказывал. А мне нужно было действовать быстро. Срочно требовался напарник. А ты — свежее лицо. Не засвечен в преступлениях против человечества,
— А там?
— А у нас — геронтократия озабочена стабильностью, а не прогрессом. Ты вытащил свой счастливый билет, Макс. Не нужно всё портить. Сейчас мы обсуждаем не просто будущее. На кону стратегия, вместе с отходом после выполнения задачи.
В том-то и суть.
«Она может обсуждать всё, что угодно, только не отказ от задачи, — враждебно сказал Демон. — Убей её!»
Казалось очевидным, что необходимое условие выживания — это саботаж проекта. Если отказаться от выполнения приказа, то искать нас будет только одна сторона — Мегасоц. И при всём уважении к этой силе, это всё-таки не весь мир. И даже не четверть. Кроме того, мы с Марией «плоть от плоти». ГПУ нелегко будет к нам подобраться. Но сказать ей об этом невозможно. Я не готов рисковать её жизнью, своей жизнью, нашими отношениями и нашим будущим. Именно в такой последовательности приоритетов.
— У меня несколько предложений, которые тебе могут понравиться, — сказал я.
— Слушаю, — насторожилась Мария.
— Во-первых, с завтрашнего дня техзадание ты можешь составлять не в форме ста страниц для заучивания, а вопросами в одно предложение. Думаю, мне по силам отыскать ответы в приемлемом для тебя объёме.
Она покачала головой:
— В этом нет необходимости. И не только потому, что теперь тебя от цивилизованного человека не отличить. Уверена, ты можешь сам придумывать вопросы. И сам находить ответы…
— Во-вторых, мне бы хотелось, чтобы ты больше времени проводила в каюте.
Она рассмеялась. Будто колокольчик над утренним лугом… Прильнула, обняла ладошкой затылок, поцеловала в шею…
— Согласна. Но на этом твои занятия закончатся. Это я тебе гарантирую.
Я целую минуту восстанавливал дыхание.
— В-третьих, столоваться буду в ресторане. И прогуливаться по палубе мы тоже будем вместе. Не знаю почему, но твой приятель мне не понравился.
Она кивнула:
— Тоже шпион. Обитает в двести сороковой каюте. Мне кажется, мы под плотным колпаком. Временами я сомневаюсь, что от нас вообще что-то зависит.
Я возразил:
— Игра не проиграна, пока не закончена. Что-то мне подсказывает, что у нас ещё есть, чем удивить противника.
Она тяжело вздохнула и незнакомым жестом потёрла подбородок:
— Давай часик погуляем, милый. Я покажу тебе судно, а тебя — своим особо озабоченным воздыхателям…
Я не возражал. Она взяла меня под руку, и мы чинно бродили по палубам. Я здоровался с её знакомыми, выдерживал нервные атаки поклонников и оценивающие взгляды их подруг. На светских приёмах я никогда не был, но читал. В реальности всё оказалось забавным и пошлым, но через двадцать минут я заскучал. За час мы не управились, но когда вернулись в каюту, уже через минуту я не сомневался, что бленкер подменили. И новый муляж по сравнению с подделкой из триста седьмой каюты был жалкой халтурой: не включался, был легче, а некоторые приборы вообще стояли не на месте…