Гражданская игра

Яценко Владимир

Сегодня я в роли сенсея: из кожи вон лезу, чтобы на шаг опережать противника. И вдруг выясняется, что он не просто далеко позади, я ушёл от него за горизонт.

— Вы меня совершенно не слушаете! — всплеснул руками Никаноров.

— Её я тоже не слушаю, — кивнул я на телевизор. — Впрочем, простите. Задумался. О чём вы говорили?

— Хочу показать вам фокус.

— Фокус?

— Почему-то так и думал, что на вас не произведут впечатления мои терапевтические изыскания. Но как вам понравится

это?..

Я с ужасом уставился на культю его правой руки.

От локтя и ниже ничего не было. Совсем ничего.

С дурацкой ухмылкой клоуна, Никаноров левой рукой что-то нащупал в воздухе и резко дёрнул:

— Вуаля!

Правая рука вернулась на место.

— Соли святой воды не взаимодействуют с электромагнитным излучением. Я несколько раз вымочил полотенце и высушил его. Какой эффект, а? Готовый материал для плаща-невидимки! Что скажете?

— Что вы дурак, Никаноров, — в сердцах сказал я. — И фокусы у вас дурацкие!

— Вы просто завидуете, — с укором заметил он. — Обратите внимание, как работает сознание. Мозг сам достраивает фоновую картинку! Мы физически не можем увидеть «пустое» место!

— Избавьте меня от подобных экспериментов!

— С удовольствием. И для этого вам придётся пустить меня в свою пещеру.

— Придётся?

Он смутился:

— Это всего лишь одна из возможных демонстраций моей полезности. Но я не прошу, я — покупаю. За вами должок. Чемодан с деньгами…

Я осторожно кивнул. Как-то незаметно для себя я уже успел распорядиться его имуществом.

— Можете оставить его себе, — великодушно простил Никаноров. — Я передаю его вам в порядке оплаты аренды четырёх квадратных метров вашей пещеры. Возле стены и с выходом к «морю». Хочу изучать свойства камня и святой воды. Чемодана денег хватит?

Я поймал себя на мысли, что потерял всякий интерес к событиям на самбадроме. Сегодня история делалась здесь, на кухне второсортного пустующего отеля.

Но какой фрукт!

Неверно расценив моё молчание, Никаноров оставил фатовской тон.

Теперь он просил, даже умолял пустить его в камень:

— У меня тысяча проектов и миллион идей, Максим. Уверен, вы не представляете всех возможностей. Оставьте эти вопросы специалистам. А сами занимайтесь дрессировкой социума, — он кивнул на экран телевизора, где снова показывали клетку. — Мелочёвку оставьте мне, перед вами более глобальные задачи. С вашим посредничеством между человечеством и философским камнем, люди смогут выйти из тупика на дорогу. Что, если подобный симбиоз: человечество и камень, — изначально входил в проект Создателя?

Да, верно. До потрясающего фокуса с исчезнувшей рукой он действительно рассуждал о столбовой дороге, по которой человечество с помощью камня строевым шагом устремится к светлому будущему.

Меня

не тронули его надежды.

Об асфальтированном проспекте к светлому будущему слышу с младенчества. И теперь у меня отношение к этим проспектам чересчур утилитарное: в случае войны здесь может сесть бомбардировщик или эта ВПП только для короткого разбега истребителей?

Но другое слово напомнило о важных пробелах в понимании происходящего…

— Кстати, о посредничестве, Александр, — с заученной непринуждённостью ключевого вопроса я вклинился в его проповедь. — Как вы нашли Крецика?

По его лицу было видно, с каким трудом он возвращается из своего светлого будущего в наше хмурое настоящее.

— Крецик? Кто такой Крецик?

— Борис Крецановский. Вы передавали ему фото.

— Нет! — он даже головой помотал для убедительности. — Я ничего ему не передавал. Он подошёл на переменке в Универе, сказал, что от нашей общей знакомой, и назначил встречу на утро в заводском кафе.

— Тогда кому вы передавали фото?

Я сознательно не акцентировал внимание на схемах, хотя эта часть меня интересовала больше фотографий.

— Документы на Запад ушли через мою близкую знакомую. Она ждёт меня в Лиссабоне.

Я вспомнил о девушке под шлюпкой.

— Ксения?

Его будто током ударило: не подпрыгнул, но привстал. Мне показалось, что он выбежит из кухни. Но нет, замер. Передумал…

— Да, верно. Её зовут Ксения. Вы знакомы?

— Светлые волосы, карие глаза, курносый нос, пушистые ресницы…

Каждое слово он сопровождал энергичным кивком.

— Она не в Лиссабоне, Александр. Ксения на «Аркадии». Наверное, хотела с вами скорее встретиться.

Никаноров тяжело опустился на стул. Смотрел со страхом, почти с ужасом.

— Но это значит… она могла погибнуть!

— Трижды.

— Вы можете меня отнести к ней?

— Пожалуй, да. Уже почти сутки раздумываю, куда бы вас эвакуировать. «Аркадия», с учётом моего пристального внимания, не самое плохое место.

— А вы знаете, что «Аркадия» у древних греков была что-то вроде «земли обетованной»? Нашу пещеру тоже можно назвать Аркадией.

Мне было приятно, что он успокаивается, но что-то чересчур быстро моя пещера стала «нашей». Кроме того, у меня ещё оставались вопросы.

— Если Рунет отрезан от Интернета, как вы передавали Ксении фото?

— Не только фото, в папке были эскизы установки и схемы электронных блоков.

— Как?

— Физически. Сфотографировал, распечатал и передал. Из рук в руки.

— И чертежи?

— Нет. Эскизы не фотографировал, просто передал. В Лейбаграде ничего не осталось. Но на готовом стенде, уже при наладке, я очень многое изменил. Так что наброски схем ценности не имеют.