Гражданство магической реальности

Сабайтис Максим

Мадам, заманивая меня на явочную квартиру, воспользовалась своей волей, подавив между делом мою. Я не сообщил о приглашении Медее, чуть не поссорился с Росси, которая случайно предложила альтернативный план на день, не включающий в себя исполнение воли Мадам.

Эти провалы в памяти, из которых только и удалось ощущение несоответствия между искусственно вложенным знанием о комнатах старушки в большой коммуналке и отсутствием множества кнопок звонка, как это чаще всего бывает на дверях в такие квартиры.

Мою

свободную волю отчего-то взялся активно защищать авалонский ключ. Сильно подозреваю, что без его влияния вся встреча с Мадам могла благополучно стереться из памяти. Не исключено, что вместе со мною.

Кто я для этой женщины? В первую очередь, источник неприятностей, рисков для печати. Сын мигрантов, перворожденный, не имевший даже самой низкой гражданской категории.

Я сделал несколько глотков из банки и продолжил рассуждать, поглядывая на голубей, деловитых прохожих и редкие машины, проезжающие по бульвару.

На левой руке привычно устроился браслет из мамонтовой кожи. С одной стороны, источник практически халявной маны, эманирующей из волшебного болта. С другой — очень подозрительный предмет из-за того, что побывал перед тем как занял свое место в руках у Мадам.

Только проверить топологический изолятор на предмет дополнительных заклинаний я не могу. И попросить кого-либо другого тоже не получится — в число моих обязательств по контракту значится хранение тайны ключа. Вот и остается надеяться на лучшее, да искать косвенные подтверждения. Скажем, я могу подозревать браслет в какой-то нежелательной для меня активности.

Только вот старушку, пригласившую на чай с печеньем, не подозревал. Сомневался, интуиция подсказывала какие-то не самые приятные варианты, но без таких вот подозрений.

— Как поживаешь?

Этот невинный вопрос выбил меня из расслабленного вдумчивого состояния. Потому как задала его Алиса, одна из подруг моей бывшей девушки, про которую я только и знал, что учится она на курс младше меня в том же институте.

С Юлей я не то чтобы поругался. Она несколько раз закатывала скандалы, а под конец столкнулась со мною возле одной из станций метро. Пикантность встрече придавало то обстоятельство, что она шла под руку с одним из моих бывших одноклассников, а рядом со мною деловито вышагивала охотница за силой. Виновным назначили, естественно, меня.

— Закрыл сессию досрочно и теперь гадаю, зачем это сделал.

Алиса уселась рядом со мною, отложила сумочку с планшетом в сторону. Когда-то давным-давно на Алису хищно поглядывал Ворчун, поскольку под его определение подходящей девушки та подходила, пусть и с легкой натяжкой.

Проблема была не в стройной фигуре, с этим у Алисы было в порядке и тогда и сейчас. И не в размере груди, пускай по нижней планке, но она благополучно вписывалась в узкий диапазон приемлемости сексуальных интересов моего друга.

Не стал охотиться за

ней Ворчун исключительно из-за небольшого роста девушки, признавшись мне в ходе одной из прогулок, что иррационально опасается стать педофилом.

— А у тебя как жизнь, — запоздало проявил вежливость и почувствовал какую-то чувственную тягу к девушке. Паранойя вновь подняла голову, задаваясь вопросом насколько мои чувства действительно принадлежат мне.

Вроде обыкновенное влечение, возможно несколько усиленное парфюмом, воздержанием, фоновым нервным напряжением последних дней… да и что тут говорить, располагающим к этим чувствам внешнему облику Алисы.

— Зубрёжка и тоска, — выдохнула она. — А за пределами этого еще больше тоски без зубрёжки. Все вокруг унылое и неинтересное. Парень был, но оказался редким козлом. Самовлюбленным идиотом с претензиями.

У предков проблемы с бизнесом, им не до меня. С подругами разосралась. Хотя тут мой косяк, конечно. Вывалила на них все оптом, почти как на тебя сейчас. Но ты-то хоть нормальный, только апатичный временами.

Ну как на такое реагировать? Не проводить же сеанс занудного психоанализа. Это не зубрёжка, но тоже тоска обоюдная.

Вот я и обнял её, неожиданно даже для самого себя. Сгреб рукой и прижал к себе. И похоже, что угадал. Алиса рефлекторно дернулась, но как-то очень неубедительно. Внутренний Станиславский произнес сакраментальное “не верю”.

— Забей на всё. Погода хорошая. Ты умная и красивая, только малость задолбанная. Вот и релаксируй. Тебе это полезно. Нервы надо беречь, а себя — любить, холить и лелея…

Констатация того, что я тормоз и так звучит торжественным рефреном. А тут прямо какой-то апофеоз. Потому как меня взяли и поцеловали.

В скулу, щекотнув кончиком носа по мочке уха. А я ведь не железный. Меня тут позавчера чуть из реальности не вычеркнули, вчера собирались убивать, несмотря на тщательно скрываемые дружеские чувства.

— А что это у тебя за фенечка такая прикольная? — поинтересовалась Алиса спустя четверть часа, переводя дыхание.

Все время между двумя репликами мы страстно целовались, не переходя некоторые границы лишь потому, что в публичном месте сделать это было бы слишком вызывающе для каждого из нас.

Под фенечкой она подразумевала топологический изолятор из кожи мамонта для которого я так и не успел придумать никакой вменяемой легенды прикрытия. Пришлось говорить правду. Почти.

— Это память об одной девушке, которой сейчас уже с нами нет. Я пообещал не снимать её и намерен сдержать обещание.

И ведь ни единым словом не уклонился от реального положения дел! Кажется, я начал понимать чувства всевозможных сверхъестественных существ из легенд и баллад. Тех, кто говорил только правду, но зато мог вывернуть её так, что она едва ли не полностью меняла свой смысл.