Греческая история, том 2. Кончая Аристотелем и завоеванием Азии

Белох Юлиус

Дионисий-младший был во многих отношениях прямой противоположностью своего отца: насколько последний от­личался умеренностью, настолько тот был распущен; притом он был совершенно лишен политических и военных способ­ностей, хотя, правда, более мягок и миролюбив. Тотчас по восшествии на престол он завязал переговоры с Карфагеном об окончании войны, унаследованной им от отца; обе сторо­ны скоро пришли к соглашению, в общем, на условии сохра­нения каждою из них ее прежних владений. Вообще же он продолжал внешнюю политику своего отца; он посылал Спарте вспомогательные войска против Фив, воевал в инте­ресах италийских греков с луканцами и основал две колонии на япигийском побережье, главным образом с целью прекра­тить разбой на Адриатическом море. Внутри государства узда была несколько ослаблена; при вступлении на престол он отпустил на свободу большое число заключенных, облег­чил бремя налогов, вернул на родину изгнанников вроде Филиста. Да и вообще Дионисий старался по возможности загладить те несправедливости, которые его отец принужден был совершить при основании государства. Регий был вос­становлен как самостоятельная община под именем Фебеи; уцелевшим жителям разрушенного Наксоса позволено было

поселиться на своей старой территории в Тавромении, кото­рый, таким образом, утратил свой прежний характер воен­ной колонии (358/357 г.).

Самым влиятельным лицом при дворе был в первое время Дион, сын Гиппарина и, через сестру Аристомаху, шурин старшего Дионисия. Даровитый молодой человек пользовался большим расположением тирана, и когда брат последнего, Феарид, умер, Дионисий выдал его вдову, свою дочь Арете, замуж за Диона и поручил ему начальство над флотом, находившееся до тех пор в руках Феарида. Диони­сий-младший вначале также находился всецело под влияни­ем шурина. А Дион втайне стремился к тому, чтобы сверг­нуть Дионисия с престола и самому захватить власть или доставить ее одному из своих племянников. Чтобы подгото­вить почву для такого переворота, он призвал Платона в Си­цилию; и философ действительно явился туда в полной уве­ренности, что в Сицилии ему удастся осуществить свою по­литическую утопию, не догадываясь, что он предназначен служить орудием политической интриги. Вначале Дионисий со всем энтузиазмом своей впечатлительной натуры увлекся новым учением, несмотря на то, что учитель приступил к делу несколько педантично и никак не хотел понять разли­чия между Академией и царским дворцом. Некоторое время геометрия была в моде при сиракузском дворе; Дионисий начал даже подумывать о реформе государственного устрой­ства в духе Платона. В конце концов ему, однако, все стало ясно. Дион был втихомолку посажен на корабль и перевезен в Италию: впрочем, его огромные богатства не были у него отняты, и официально считалось, что Дион отправился в пу­тешествие за границу. Спустя короткое время и Платон был отослан обратно в Грецию. В Сиракузах руководящее влия­ние перешло к Филисту; он же вскоре получил и звание наварха, принадлежавшее перед тем Диону. Бразды правления теперь снова находились в сильных руках, — главное, в ру­ках человека, который был искренно предан тирану. Скоро наступило время, когда Дионисий стал крайне нуждаться в такой опоре.

На другом конце эллинского мира, в понтийских горо­дах, дела находились в таком же положении, как в Сицилии. Правда, там грекам не грозил такой враг, как Карфаген, по­тому что на южное побережье Черного моря персы обраща­ли мало внимания, а северный берег Понта вообще находил­ся вне сферы их влияния. Зато греческие города при Понте обречены были на беспрерывную борьбу с варварами, оби­тавшими внутри материка, которые, сколько бы их ни побе­ждали, постоянно снова приходили из своих степей или гор; и эта борьба становилась все труднее, по мере того как гре­ческая культура проникала и к исконным обитателям стра­ны. В результате и здесь образовалась военная монархия.

В Пантикапее, важнейшем городе на Киммерийском Боспоре, еще во время Персидских войн (приблизительно с 480 г.) захватил власть род Археанактидов. Около 438 г. эта династия была свергнута Спартаком I, к которому и перешла затем верховная власть. Возможно, что этот переворот нахо­дится в связи с экспедицией Перикла к Понту (см. выше, т. I, с.397 и след.), последствием которой было обложение боль­шинства понтийских городов, вероятно, также и самой Пантикапеи, данью в пользу афинян. Когда затем могущество Афин было сокрушено в Пелопоннесской войне, сыну Спар­така, Сатиру I, удалось добиться независимости, отнять у афинян и подчинить своей власти остальные греческие горо­да у Боспора — Фанагорию, Нимфей и Гермонассу; его вер­ховную власть должны были признать и соседние варвар­ские племена азиатского побережья, как, например, синды и дандарии. Таким образом, это Боспорское царство, как оно отныне называется, сделалось одной из первых держав на Понте. Впрочем, дружественные отношения с Афинами бы­ли вскоре восстановлены, так как, с одной стороны, Афины после катастрофы при Эгоспотамах не могли более думать об осуществлении своих прав на эту отдаленную область и в то же время не могли обойтись без ввоза понтийского хлеба, а с другой — боспорские князья находили в Афинах наи­лучший рынок для сбыта продуктов своей страны. Поэтому они предоставили афинским купцам драгоценные привиле­гии, как, например, право беспошлинного вывоза хлеба и право нагружать свои корабли раньше всех других; в награ­ду за эти льготы Афины щедро наделяли дружественных го­сударей почестями.

При осаде укрепленной Феодосии (Кафа) Сатир был убит (около 390 г.), и когда его сын Левкон I возобновил по­пытку овладеть этим городом, ему пришлось вступить в войну с могущественной Гераклеей, которая, как мы знаем, владела на Таврическом полуострове колонией Херсонесом и для которой поэтому было в высшей степени важно оста­новить поступательное движение боспорских царей. Левкон принужден был снять осаду Феодосии и лишь с трудом спас собственную страну от нападения сильного неприятельского флота. В конце концов он, однако, достиг своей цели, веро­ятно, в то время, когда внутренние смуты отвлекли внима­ние Гераклеи от внешних дел (около 365 г.): с тех пор Фео­досия оставалась соединенной с Боспорским царством. Внутри государства Левкону, как уже отцу его Сатиру, при­ходилось бороться с разнообразными трудностями, потому что и на берегу Боспора существовала, конечно, сильная республиканская партия, а тяжелый гнет налогов, который здесь, как и везде, влекла за собою военная монархия, посто­янно разжигал и усиливал недовольство. Однако Левкону удалось до самой смерти сохранить власть при помощи гре­ческих наемников и благодаря верности его скифских под­данных. Ему наследовали (в 347 г.) его сыновья Спарток II и Перисад I, которые царствовали совместно до тех пор, пока спустя пять лет Спарток II умер и Перисад I сделался едино­властным государем. В течение его долгого царствования (до 309 г.) все варварские племена, обитавшие на восточном берегу Меотиды,

от Кавказа до Танаиса, были подчинены Боспорскому царству. Потомки Перисада царствовали на Боспоре еще два столетия, пока наконец последний Спартокид, носивший также имя Перисада (Перисад V), принужден был уступить государство Митридату Эвпатору, царю Каппадокии.

Подобно другим греческим тиранам той эпохи, боспорские тираны по отношению к своим эллинским подданным не принимали царского титула; они называют себя „архон­тами Боспора и Феодосии", а царями именуют себя только в отношении к подвластным варварским племенам. Даже на монетах они чеканили не свое имя, а название своей столицы Пантикапеи, которая и в иных отношениях занимала первен­ствующее положение среди боспорских городов. Да и вооб­ще они, вероятно, оставляли своим подданным подобие рес­публиканской свободы; фактически же вся власть находи­лась в руках государей, так что, например, Перисад собст­венною властью раздавал проксению и связанное с нею ос­вобождение от пошлин, притом на протяжении всего госу­дарства. Впрочем, боспорские тираны в общем не злоупот­ребляли своею властью и были для своих подданных мило­стивыми и справедливыми правителями.

Важнейшими городами на южном побережье Понта бы­ли Синоп и Гераклея. Они сумели, по крайней мере фактиче­ски, отстоять свою независимость против персов или во вся­ком случае скоро снова вернуть себе свободу. Затем Синоп примкнул к Афинам, около того времени, когда Перикл предпринял свою экспедицию в Понт (см. выше, т.1, с.397 и след.); напротив, Гераклея сохранила свою самостоятель­ность и по отношению к Афинам. После падения морского владычества Афин, около конца V и начала IV столетия, Си­ноп становится могущественным городом: опираясь на мно­гочисленный флот, он владычествует над своими колониями Трапезунтом, Керасом и Котиорой и как равный равному дает отпор князьям соседней Пафлагонии. Но когда Пафлагония была покорена персидским сатрапом Датамом, Синоп также не мог долее сохранить свою независимость и после мужественного сопротивления подчинился Датаму (около 370 г.); с этих пор до эпохи Александра город оставался под властью персов.

Гераклея была счастливее Синопа; ей удалось отстоять свою независимость и против персов. Город владел обшир­ной территорией, исконное население которой, фракийское племя мариандинов, в качестве крепостных обрабатывало поля своих греческих господ, а в военное время поставляло отличные команды для флота. Строй государства был, как естественно при таких условиях, олигархический, и вся власть находилась в руках крупных землевладельцев. Посте­пенно число граждан, облеченных правом участвовать в управлении, было расширено до шестисот, и в конце концов введено демократическое устройство. Но народ не был удовлетворен политическими правами, которых он добился, и требовал всеобщего прощения долгов и распределения зе­мельной собственности на новых началах. Городской совет ввиду этой опасности не придумал ничего лучшего, как бро­ситься в объятия Клеарха, влиятельного гражданина Гераклеи, который несколько лет назад был изгнан, как противник господствующей партии, и теперь служил в Персии началь­ником отряда наемников. Клеарх явился, но сам стал во гла­ве движения, для подавления которого он был призван. Он оцепил своим войском здание Совета и арестовал всех тех его членов, которые не успели спастись бегством; имения арестованных и бежавших были конфискованы, а рабы их освобождены (364 г.). Тщетно изгнанники с оружием в руках пытались добиться возвращения; победа осталась на стороне Клеарха, и он жестоко расправился со всеми, кто еще казал­ся ему подозрительным.

Со стороны персов Клеарху нечего было опасаться, по­тому что как раз в это время вспыхнуло великое восстание сатрапов; кроме того, Клеарх прилагал все старания к тому, чтобы сохранить хорошие отношения с персидским царем. Против окрестных варваров он вел счастливые войны, во время которых он дошел до Пропонтиды и осаждал, правда, без успеха, Астак, подпавший под власть Вифинии. Никогда еще Гераклея не была так могущественна. Хотя Клеарх и не принял царского титула, тем не менее он окружил себя ис­тинно царскою роскошью; в торжественных случаях он по­являлся в пурпурной мантии, с золотым венком на голове, и, по преданию, дошел даже до того, что объявил себя сыном Зевса и требовал, чтобы ему оказывали подобающие почес­ти.

Наконец, после двенадцатилетнего правления Клеарх пал жертвой заговора, во главе которого стоял один из его родственников, Хион, сын Матрида (352 г.). Однако заго­ворщики не достигли своей главной цели, так как брату Кле­арха Сатиру удалось удержать в своих руках власть над Гераклеей. Убийцы тирана были схвачены и казнены, даже их дети и остальные родственники не были пощажены, и вооб­ще в городе был установлен режим террора. Сатир женился на вдове своего брата, но смотрел на себя лишь как на опе­куна его двух малолетних сыновей Тимофея и Дионисия, которым и передал правление, как только старший, Тимо­фей, подрос (345/344 г.). Тирания была теперь достаточно упрочена, и новый государь мог ослабить поводья. Сидев­шие в тюрьмах были освобождены, частные долги были уп­лачены из государственной казны, политические преследо­вания прекратились; однако вернуть изгнанников еще не решились. Тимофей также сумел сохранить независимость государства, хотя именно в это время, после покорения Египта, персидский царь стал сильнее затягивать узду в Ма­лой Азии. Таким образом, Тимофей быстро приобрел попу­лярность, и когда он после восьмилетнего царствования умер (337/336 г.), его смерть вызвала искреннюю и всеоб­щую печаль. Дионисий правил государством в духе своего брата. Вскоре победа, одержанная Александром при Гранике, освободила его от опасности, которая до тех пор грозила ему со стороны персов, и дала ему возможность распростра­нить свою власть на соседние варварские племена. Алексан­дру некогда было думать о Малой Азии; а когда начались смуты эпохи диадохов, Дионисий благодаря разумной поли­тике, которой он держался по отношению к новым властите­лям, сумел сохранить власть до самой смерти и передать престол своим сыновьям. Только Лисимах сверг династию Клеарха, которая в продолжение 76 лет правила Гераклеей. И здесь, как в Сицилии и на северном побережье Понта, во­енная монархия исполнила свою задачу — обеспечить суще­ствование передовых греческих форпостов в условиях по­стоянных нападений соседних варваров.