Греческая колонизация Северного Причерноморья
Шрифт:
В отношении этих ранних вещей можно говорить с уверенностью о проникновении их на Кубань еще до основания греческих колоний на Боспоре. Следовательно, остается нерешенным лишь вопрос, можем ли мы в них видеть результат доколониальной торговли греческих купцов, доставлявших свои товары на Боспор, или же эти предметы могли попасть на Кубань вместе с вещами восточного происхождения сухопутным путем из Закавказья или из бывших урартских областей, где торговые сношения с греческими городами южного Причерноморья должны были установиться еще в VII в. [124] Обе эти возможности мы должны иметь в виду, хотя вторая и кажется более вероятной. За возможность использования морского пути говорит между прочим факт находки восточных вещей в станице Крымской, т. е. вблизи удобных Новороссийской и Анапской бухт, о чем мы упоминали выше.
124
124 Ростовцев, Скифия и Боспор, 1925, стр. 333 (Skythien und der Bosporus, 1931, стр. 297) указывает, что келермесские ритон и зеркало скорее проникли через южное Причерноморье, чем через Ольвию или Пантикапей. Об урартских
Несколько более поздние греческие изделия, вроде бронзовой ручки котла в виде оленя из Ульского аула [125] и чернофигурных ваз из Ульского же аула и из Воронежской станицы, могли попасть на Кубань уже через посредство вновь возникших греческих колоний на Тамани.
Наконец, третий вопрос, на котором нам следует остановиться, касается распределения импортных греческих вещей VII–VI вв. в степях Восточной Европы. Мы можем совершенно определенно наметить три района, в которых этот импорт распространялся.
125
125 Известия Росс. Акад. ист. матер, культуры, т. II, П., 1922, стр. 193–203, табл. 15, ручка датируется началом VI в.; Sсhеfоld, указ. соч., стр. 14 — самым его концом.
Первый и самый обширный из этих районов связан с северо-западным побережьем Черного моря и охватывает правобережную Украину и часть левобережья, вплоть до лесостепной полосы на севере. Второй район обнимает Керченский и Таманский полуострова и Прикубанье, примерно до поворота Кубани на запад у г. Крапоткина. Третий район — Подонье — отличается наиболее слабой насыщенностью греческими вещами. Чрезвычайно любопытным является то обстоятельство, что греческие изделия концентрируются во всех этих районах, с одной стороны, в непосредственной близости греческих поселений ка побережье, а с другой — в глубине страны, на большом удалении от моря — на Киевщине и Полтавщине, в Закубанье и на среднем течении Кубани. Менее отчетлива картина на Нижнем Дону. Такое распределение находок свидетельствует, вероятно, не только о наличии в указанных районах сложившихся культурных очагов, но, возможно, также и о характере хозяйственного использования территории местными племенами скотоводов-кочевников (на Дону), полукочевников (на Кубани) или оседлых (на Киевщине и Полтавщине). Надо думать, что кубанские «скифы» зимовали в долине Кубани и прилегающих местностях, а летом выходили со своими стадами в горы западного Кавказа. Донские племена, по предположению А. А. Миллера [126] , зимовали в долине нижнего Дона и в его дельте, а летом кочевали вверх по реке на север. Такая же картина, вероятно, была на левобережье нижнего Днепра, тогда как на Киевщине и Полтавщине оседлые поселения скифских племен, по-видимому, находились в районе южной границы лесостепи, где длинной полосой от Подолии до Харьковщины тянутся ранние скифские городища, в числе их знаменитое Вельское — на востоке и упомянутое выше Немировекое — на западе. Летние кочевки табунов и стад этих племен совершались, вероятно, на юг, в степь, где они неизбежно встречались с прибрежными племенами.
126
126 Незаконченное и неизданное описание курганного могильника у ст. Елисаветовской в Донской дельте (рукопись приблизительно 1931–1933 гг.).
Таким образом в целом можно говорить о концентрации находок в предположительных районах постоянного обитания (или зимовок) местных племен.
X. Расширение греческой колонизации в V веке
Нам остается рассмотреть, как развивался процесс греческой колонизации в дальнейшем, уже в V в., когда в сферу его воздействия были вовлечены остальные районы северного Причерноморья, первоначально не привлекавшие греческих поселенцев.
Прежде всего следует коснуться вопроса о Херсонесе, последнем по времени основания из игравших позднее ведущую роль греческих городов в северном Причерноморье. Расположенный в области тавров, этот город возник лишь в последней четверти V в. (около 422–421 гг. до х. э.), что можно считать доказанным после специального исследования А. И. Тюменева [127] .
Поводом для переселения сюда колонии из Гераклеи Понтийской (и с Делоса) послужили события Пелопонесской войны. Однако вряд ли есть причины сомневаться в том, что целью основания колонии и в случае Херсонеса являлась торговля с местным населением [128] . Если же стать на эту точку зрения, то на первый взгляд непонятным может показаться, почему именно этот район, занимающий исключительно благоприятное и важное положение на черноморских морских путях, так поздно привлек греков-колонистов.
127
127 А. И. Тюменев, Херсонесские этюды, ВДИ, 1938, № 2 (3), стр. 245–264; С. А Жебелев, Возникновение Херсонеса Таврического ДАН-В, 1930, № 9, стр. 157–162.
128
128 E. Н. Minns, указ. соч., стр. 440, отмечает, что первоначальное заселение Херсонеса, в отличие от всех остальных колоний, возможно не было связано с торговыми целями.
Разъяснение этого вопроса, как нам и кажется, возможной только при учете состояния местного населения в рассматриваемое время. Все, что мы знаем о таврах по греческим источникам раннего времени, рисует их нам как племя дикое, негостеприимное, несомненно, более отсталое в своем развитии, чем степные скифские племена [129] .
129
129 Последняя сводка дана в статье В. Н. Дьякова, Древняя Таврика до римской оккупации. ВДИ, 1939, № 3 (8), стр. 72–86.
Таким образом, по всей совокупности наших сведений можно совершенно определенно утверждать, что таврские племена в начальный период греческой колонизации еще не достигли высшей ступени варварства, на которой в VII–VI вв. уже находились скифы, а следовательно, в их среде еще не выделилась прослойка экономически мощной племенной знати, в первую очередь предъявляющей спрос на импортные предметы роскоши. Передаваемые греками сведения об убийстве или принесении в жертву богам пленных и попавших на таврские берега чужеземцев [130] свидетельствуют об отсутствии института рабства. Таким образом, в местной среде юго-западного и южного Крыма отсутствовал и спрос на греческие товары и предложение рабов, основного эквивалента, предлагавшегося первоначально в обмен на них в степных районах Причерноморья. В этом, а не в «крайней бедности» населения [131] , причина позднего поселения здесь греков.
130
130 Геродот, I, 103; IV, 103; Ср. также предание об Ифигении: Anonym periplus, § 79 (Латышев, Изв., I, 283).
131
131 Дьяков, указ. соч., стр. 86.
Мы еще не можем охарактеризовать процесс внутреннего развития таврских племен в VII–V вв. до х. э. впредь до детального изучения местных археологических материалов, но, очевидно, это развитие как в силу внутренних причин, так и в результате сношений с более подвинувшимися соседями, в первую очередь со скифами степного Крыма, за это время протекало такими темпами, что к последней четверти V в. сложилась новая обстановка, позволившая грекам вступить с населением юго-западного Крыма в такие же, в первую очередь торговые, постоянные сношения, какие они в течение уже двух столетий поддерживали с населением северо-западного Причерноморья, а свыше столетия — с племенами Боспора Киммерийского. Вероятно, часть таврских племен, обитавшая вдоль южного берега Крыма, еще некоторое время продолжала оставаться, в силу большей своей отсталости, вне этих сношений, о чем, возможно, свидетельствует почти полное отсутствие находок греческих изделий доэллииистического времени на всем этом участке [132] .
132
132 Единичные черепки греческой керамики VI–V вв. найдены в ур. Форос: Н. И. Репников, Предполагаемые древности тавров, Изв. Тавр, общ. ист., арх. и этн., т. I, (5S), 1927, стр. 140; немногочисленные обломки краснофигурных ваз IV в. найдены при раскопках 1935 г. на Ай-Тодоре: В. Н. Дьяков, ВДИ, 1939, № 3, сгр. 86, прим. 1, В. Д. Блаватский Раскопки Харакса в 1931, 1932 и 1935 гг., ВДИ, 1938, № 2 (3), стр. 334. упоминает лишь доримские находки IV–I вв. до х. э. без указания их состава.
В Херсонесе, как и в Ольвии и на Боспоре, взаимоотношения греческих поселенцев с местным населением после основания города не ограничивалось лишь одною торговлей и военными столкновениями. Мы здесь видим ту же самую картину проникновения местных элементов в среду городского населения с самого раннего времени. Это доказывается наиболее убедительно большой серией скорченных, т. е., несомненно, местных погребений в наиболее древнем Херсонесском некрополе конца V — начала IV вв. [133]
133
133 Г. Д. Белов, Отчет о раскопках в Херсонесе за 1935—36 г., ГИЗ Крыма1938, стр. 163–195. С. И. Капошина. Скорченные погребения Ольвии и Херсонеса, Советская Археология, VII, 1941, сгр. 161–173, Предположение последнего автора, что в херсонесских погребениях мы должны видеть не тавров, а скорее скифов, ничем не доказывается.
Вторым позднейшим колониальным предприятием греков, представляющим значительный интерес с точки зрения нашей темы, является основание Танаиса в устье Дона выходцами из Боспорского царства. После работ Северо-Кавказской экспедиции ГАИМК в 1923–1928 гг. на Нижнем Дону, старое предположение П. Леонтьева и А. А. Миллера, полагавших, что первоначальный Танаис находился на месте городища у станицы Елисаветовской [134] , может считаться доказанным [135] .
134
134 П. Леонтьев, Археологические разыскания на месте древнего Танаиса. Пропилеи, IV, М., 1854, стр. 504–519; А. А. Миллер, К вопросу о Танаисе, Гермес, 1909, № 3, стр. 77–79.
135
135 Т. Н. Книпович, Опыт характеристики городища у станицы Елисаветовской по находкам экспедиции Гос. Академии истории материальной культуры в 1928 г., ИГАИМК, вып. 104 (Сборник „Из истории Боспора“) М — Л, 1934, стр. 111–201, в особенности стр. 183 слл. Ср.: С. А. Жебелев Боспорские этюды, III. Был ли Танаис разрушен Полемоном? там же стр. 37–45; Rоstоwzеw, Skythien und der Bosporus, 1931, стр. 137.