Греческая колонизация Северного Причерноморья
Шрифт:
Как показала в своем исследовании Т. Н. Книпович, возникновение здесь боспорского поселения следует, на основании результатов раскопок, относить к рубежу V и IV вв., причем, ранее здесь существовало местное поселение с находками, характерными для нижнедонской так называемой II культуры, представленной наиболее ярко в Кобяковом городище у станицы Аксайской. Эта культура характеризует локальный вариант в развитии доскифского населения нашего юга, особенности которого определяются большим удельным весом рыболовства в системе хозяйства и рядом своеобразий в материальной культуре, особенно в керамике, выделяющей нижнедонские поселения начала I тысячелетия до х. э. из среды синхроничных им памятников скотоводческих степных племен.
II кобяковская культура хронологически, несомненно, захватывает раннескифское время, что доказывается находкой в этом; слое единичного ионийского черепка, не старше VI в. до х. э. [136] ,
Таким образом, можно считать, что в Кобяковом городище II культура существовала еще в V в., хотя А. А. Миллер первоначально полагал, что она, относясь к «доскифской» эпохе», может быть непосредственно ей предшествует [137] , т. е. в абсолютных датах, очевидно, достигает только VII–VI вв.
136
136 Определение черепка дано Б. В. Фармаковским, место его залегания охарактеризовано по моим личным наблюдениям. См.: Т. Н. Книпович, К вопросу о торговых сношениях греков с областью р. Танаиса в VII–V вв. ИГАИМК, вып. 104, 1935, стр. 108, прим.
137
137 А. А. Миллер, Краткий отчет о работах Северо-Кавказской экспедиции в 1924 и 1925 гг, СГАИМК, I, 1926, стр 125.
На основании наблюдений в Елисаветовском городище Т. Н. Книпович отмечает переживание поздних форм «II кобяковской» культуры в керамике V и даже начала IV вв. до х. э.». уже в сочетании с греческим материалом [138] . Между тем не только в Кобяковом городище, но и в городище станицы Гниловской, также подвергавшемся раскопке, а судя по подъемному материалу, и во всех других нижнедонских городищах, отсутствуют находки периода между «II культурой» и временем около начала христианской эры [139] .
138
138 T. H. Книпович, там же; ее же, Опыт характеристики городища у ст. Елисаветовской, стр. 173–175.
139
139 А. А. Миллер. Археол. работы Северо-Кавказской экспедиции в 1926 и 1927 гг. СГАИМК, т. II, 1927, стр. 91—100.
На основании первых отчетов А. А. Миллера, Ростовцев выдвинул предположение об оставлении Кобякова городища в связи с завоеванием рассматриваемой области скифами «не позже VII века», тогда как возобновление жизни на нем связывается не с первичным основанием Танаиса, а с его новым расцветом в римское время [140] .
Если вторая половина этого тезиса не вызывает фактических возражений, то в свете приведенных данных первая его часть требует значительного изменения. Прекращение жизни на нижнедонских городищах, кроме Елисаветовского, хронологически совпадает примерно именно со временем основания Танаиса выходцами из Пантикапея. Нельзя не поставить эти явления во внутреннюю связь между собой. Очевидно, создание крупного торгового центра в устьях Дона на первых порах привело к сосредоточению в нем всего населения дельты, причем возможно и насильственное уничтожение ряда соседних поселений.
140
140 Rostowzew Skythien und der Eosperus, 1931, стр. 147.
Нужно при этом помнить, что Танаис никогда не был чисто греческим поселением, а с самого начала своего существования отличался от других колоний гораздо более резко выраженным смешанным характером [141] .
Большой «скифский» курганный могильник IV и следующих веков, исследованный в 1908–1914 гг. А. А. Миллером и расположенный непосредственно около Елисаветовского городища, показывает, что боспорцы в Танаисе поддерживали теснейшую связь с кочевниками-скотоводами, а не с бедными и отсталыми поселками рыболовов, что и могло привести к уничтожению последних.
141
141 Ср. В. Ф. Миллер Эпиграфические следы иранства на юге России,
Наоборот, в VII–VI вв. во время перехода степняков на высшую ступень варварства, вновь сложившееся «скифское» общество никак не нарушило жизни нижнедонских городищ, продолжавших сосуществовать с кочевниками скифами, что доказывается, например, известным Ушаковским курганом конца VI в. вблизи Елисаветовской станицы [142] .
Таким образом, относительно небольшие археологические работы, проведенные в устье Дона, уже позволили выяснить некоторые конкретные вопросы, характеризующие взаимоотношения пришельцев-греков с местным населением.
142
142 Kieseritzky Arch. Anz. XVII, 1902, стр. 44, Архив ИИМК, дело ИАК, 1901/240. О дате кургана см.: Т. Н. Книпович, К вопросу о торговых сношениях, стр. 109–110. Rostowzew, Skythien und der Bosporus, 1931, стр. 471, Schefold, указ. соч., стр. 33.
Для полноты картины развития греческой колонизации необходимо еще указать, что в течение V в. (если не несколько раньше) возникло греческое поселение в, вероятно, более древнем городе Фазисе в устье Риона, пока еще археологически не найденном. Об этом говорит надпись на серебряной фиале V в.; найденной в сарматском погребении у хутора Зубова на Кубани; эта надпись, датируемая концом V или самым началом IV вв., говорит о принадлежности чаши храму Аполлона в базисе [143] .
143
143 ИАК, вып. 1, 1901, стр 99—109; Minns, указ. соч, стр. 231–232.
С IV в. мы знаем упоминания Диоскуриады, находившейся; вероятно, на месте современного Сухуми. Находки греческих изделий V–IV вв. в большом числе встречаются и во многих других, пока не подвергавшихся изучению местах древней Колхиды и кавказского побережья. Мы знаем их от района Батуми до Сухуми и Гудауты [144] . Дальше на север, примерно от Гагр до Новороссийска, не было сколько-нибудь обстоятельных обследований памятников интересующего нас времени, и судить уверенно об отсутствии или наличии здесь греческих импортных изделий мы пока не можем. В этой части побережья крупных греческих колоний во всяком случае не было, население этих районов (керкеты, зихи, ахеи, гениохи) в греческих источниках характеризуется как дикие пираты. Тем не менее плавания греков вдоль этого побережья, несомненно, практиковались, и греческие изделия могли попадать в среду местного населения.
144
144 А. А. Иессен, Отчет Сухумской экспедиции ГАИМК в 1935 г. (рукопись); А. Л. Лукин, К археологии Бзыбской Абхазии, Труды ОИПК, т. I, 1941, стр. 72, № 35.
Таким образом, в общем итоге, мы можем теперь установить, что только в конце V — начале IV вв. до х. э., т. е. ко времени после окончания Пелопонесской войны и после отступления 10 000 греков Ксенофонта, побережья Черного моря действительно опоясались цепью греческих поселений, связавших изолированную группу колоний на Боспоре с остальными греческими городами в одно почти сплошное кольцо. Только с конца V в. в общение с греками были втянуты в полной мере все племена северного Причерноморья, не только скотоводы приднепровских, крымских и кубанских степей, но и племена Приазовья и горное население южного Крыма и Кавказского побережья. Процесс греческой колонизации был в основном завершен.
Рассмотрение этого процесса на его позднем этапе вновь подтверждает его закономерный характер — мы видим, что районы, отстававшие в своем развитии от общего уровня степных «скифских» племен, в последнюю очередь привлекают к себе внимание греков. Следовательно, не непосредственно географическое их положение, а достигнутый уровень культурного развития местного населения, возможность установления с ним регулярных торговых сношений, определял время основания постоянных греческих поселений. Используя современный термин, мы бы сказали, что экономическая, а не физическая география Причерноморья в развитии этого процесса играла главную роль.