Греческое сокровище
Шрифт:
— Мне нужны землекопы.
— Почтенный сэр, время упущено — земля осталась под паром. Теперь только весной можно будет копать.
В нескольких шагах была маленькая кофейня. Отодвинув давно выпитые чашки и мусоля потрепанные карты, завсегдатаи прислушивались к их разговору.
— Я не собираюсь ничего сажать. Я хочу раскопать.
— А что хочет раскопать господин?
— Холм. Гиссарлык.
— Ага, крепость. Только там нет никакой крепости. Там одни овцы и козы.
Игроки бросили карты и откровенно слушали.
— Они здесь такие же греки, как во всей Аттике, — сказала Софья
Генри кивнул. Приглашающе помахав насторожившейся публике, он объявил:
— Каждый рабочий будет получать девять пиастров в день. Работаем с половины шестого утра до половины шестого вечера. В девять получасовой перерыв на завтрак и полтора часа в полдень—обед и курение. Инструментов не нужно, у меня все есть. Сколько человек может прийти?
Старейшина снял видавшую виды шляпу и черными обломанными ногтями поскреб редкую растительность на голове. Остальные молча переглядывались.
— Почему они молчат? — спросил Генри. — Они же никогда не зарабатывали девять пиастров в день.
— Поэтому они и молчат. Греки-крестьяне вообще недоверчивы к чужим людям, а мы в нашей одежде и вовсе кажемся им иностранцами, особенно ты в этом сюртуке и галстуке. Позволь мне: с ними нужно говорить на просторечии.
Напряжение сразу прошло, как только Софья заговорила на обиходном языке. Восемь человек вызвались с рассветом прийти на Гиссарлык.
— Мне нужно больше, — настаивал Генри.
— Сколько? — спросил старейшина.
— Ну, пятьдесят, семьдесят пять… как пойдет работа.
— Пусть начнут эти восемь, — решил старейшина. — Половину жалованья за первый день отдайте мне сейчас. Потом будете рассчитываться после работы.
Генри вынул бумажник, отсчитал пиастры и вручил их распорядителю.
— Если они вернутся завтра довольные, то в среду у вас будет больше рабочих.
Софья поблагодарила его критским жестом, и вокруг расцвели улыбки, им пожимали руки… Только какой-то великан держался в сторонке. У него были густые свисающие усы и устрашающе свирепое выражение лица.
«Даст бог, он не входит в число тех восьмерых», — содрогнувшись, подумала Софья.
На обратном пути Генри перегнулся в седле и взял ее за руку:
— Спасибо за помощь, малышка. Может, ты научишь меня просторечию? Похоже, без него не обойтись. А я за это выучу тебя турецкому языку.
Она проснулась в кромешной темноте: Генри тряс ее за плечо.
— Что такое? Что случилось?
— Ничего. Я оседлал лошадей. Едем купаться.
— Среди ночи?!
— Уже четыре часа утра. Как раз в воде нас застанет солнце. Тебе полезно купаться.
— Спать полезнее.
— Ты, видимо, забыла, моя юная подруга, что говорят твои соотечественники: в море купаться—здоровья набраться.
— Спасибо, я и так от тебя многого набралась. Иди купайся и оставь меня в покое.
— Ну, попробуй хотя бы один раз.
Раскачиваясь в седле, как маятник, она клевала носом всю дорогу до устья Скамандра.
Генри разделся, шумно забежал в воду и вскоре растворился в занимавшемся рассвете. Оставшись в состряпанном наспех купальном костюме, Софья дрожащей
— Понятно, почему ты такой закаленный, — сказала она, — у тебя сейчас кровь, наверное, холоднее самого холода.
Труся на своих осликах, все восьмеро рабочих явились в половине шестого. Они добирались два часа. Поскольку предки их были выходцами с близких отсюда Самофракии, Лемноса и Лесбоса, то и одевались они, как прирожденные островные греки: широкие, мешковатые шаровары, сужающиеся книзу и плотно облегающие икры, белые носки, белая рубаха, короткая свободная куртка, широкий кушак, на голове ермолка. Только обувь с загнутыми кверху носками они позаимствовали у Турции.
К великому огорчению Софьи, среди них был и тот великан со свирепыми усами. Она решила держаться от него как можно дальше.
Когда в прошлом году Генри несколько дней копал в северо-восточном углу плато, он обнаружил шестифутовой толщины каменную стену. Объезжая холм вчера утром, он признался Софье, что место было выбрано неверно. Теперь он собирался копать ближе к северо-западному краю, на крутизне, где за тысячелетие образовался самый толстый наносный слой.
— Генри, здесь сколько угодно легких склонов!
— Зато на этой стороне вершина холма. Эффектное местоположение и труднодоступность словно специально предназначили ее для акрополя, царского дворца, высокой сторожевой башни и могучих стен цитадели.
Софья внимательно разглядывала начерченную рукой Генри карту Гиссарлыка.
— Объясни мне, пожалуйста, такую вещь. Я знаю, что сражения и поединки разыгрывались вот на этом треугольнике между основанием холма—ты отметил здесь двадцать четыре фута над уровнем моря — и местом слияния Скамандра и Симоиса. Но зачем было сражаться на северных склонах? Ведь они поднимаются здесь, — она заглянула в карту, — под углом 45 градусов, и к тому же наверху высились могучие стены. Подступы с востока и юга легче, там пологие склоны. Почему ахейцы нападали непременно с северной стороны, имея очень мало шансов взобраться на стены?
Генри ненадолго задумался.
— За время своего существования Троя обзавелась множеством союзников и друзей. Гомер приводит целый список этих племен: мизийцы. фракийцы, фригияне, амазонки — между прочим, неустрашимые воительницы. Некоторые герои и вожди этих племен сражались против ахейцев на поле боя в колесницах или врукопашную. Но главная их задача была защищать от греков эти вот легкие подступы: Скейские и другие ворота и всю площадь у южного склона. А кроме того, ахейцы не хотели терять из виду свои корабли и лагерь и им было удобно близкой дорогой восполнять потери в оружии, колесницах, лошадях, подвозить продовольствие.