Грех на душу
Шрифт:
А я могу не успеть — не успеть добраться до разгадки, прежде чем Закреева найдут. Вряд ли он сможет скрываться долго — без надежного убежища, без денег. Рано или поздно кто-то его выдаст, или он попадется на краже, или его вычислит оперуполномоченный — и тогда ловушка захлопнется, а мне действительно будут грозить неприятности. Закреев не станет меня жалеть — расскажет про встречу, про ключи, про «малину» в Павловом овраге… И меня привлекут за умышленное препятствие следствию. Вот тогда я вообще ничего не смогу доказать. Никто не поверит
Авиамоторная улица разделяла два жилых массива на краю города. Одним концом она упиралась в глинистый холм, поросший чахлым кустарником. Несмотря на то, что час был еще далеко не поздний, улица казалась вымершей — здесь, видимо, было не принято прогуливаться вечерами по широким тротуарам — все предпочитали отсиживаться дома.
Мы разыскали дом, адрес которого выдали мне в справочной, и въехали во двор. Здесь тоже было не слишком многолюдно, зато со всех сторон светились окна — спать еще никто не собирался.
— М-да, положение! — проворчала я. — Рановато мы с тобой прибыли! Возьмут нас с тобой при попытке взлома!
Виктор невозмутимо высказался в том смысле, что мы ничего не теряем — если милиция нас возьмет, то будет обязана осмотреть квартиру, и все равно наткнется на труп. Меня это не очень воодушевило, и тогда он добавил, что не верит в расторопность здешней милиции. Это меня тоже не убедило — милиция иногда бывает очень даже расторопной — именно тогда, когда этого никак не ожидаешь.
Но честно говоря, больше всего меня мучила сама проблема с покойником. Мне было жутко идти в эту квартиру — абсолютно незнакомую, чужую, темную как могила, наверняка пропахшую тяжелым, тошнотворным запахом смерти. Если откровенно, то я ужасно нервничала.
Мы вышли из машины. По двору порывами метался ветер, неуловимо пахнущий мокрой глиной. Этот запах опять навел меня на мысль о могилах. В темноте между домами угрожающе выли коты — с тем вдохновением, на которое способны именно мартовские коты. Где-то наверху хлопало вывешенное на просушку белье.
— Ну, пошли! — вздохнув, скомандовала я, и мы направились к подъезду.
Квартира находилась на четвертом этаже. Лифт не работал. У меня еще было время передумать. Нас могли засечь соседи.
Если бы на площадке кто-нибудь стоял, я бы с легким сердцем развернулась и пошла обратно. Мне очень не хотелось видеть покойника. До того не хотелось, что тошнота подкатывала к горлу.
Однако я продолжала подниматься по лестнице, тупо перебирая ногами, и старалась ни о чем не думать. Я боялась смалодушничать. А ведь каких-то двадцать минут назад мой энтузиазм не знал пределов — я мечтала найти этот труп! Удивительное существо человек.
— Знаешь, — сказала я Виктору. — Мне чего-то жутко. Поэтому не обращай на меня внимания. Если я начну придумывать всякие отговорки — не слушай. Женщина есть женщина.
— Ясно, — сказал Виктор, нащупывая
Дверные замки он умел открывать с блеском — насчет этого я не беспокоилась. Конечно, если в двери Пашкова стоит что-то особенное… Но это вряд ли — Пашков здесь практически не жил — сомнительно, что в квартире имелось что-то ценное.
Наконец мы были у цели. Должно быть, я выглядела неважно, потому что Виктор посмотрел на меня с беспокойством. Я обреченно махнула рукой. На площадке было пусто. Тянуть время не имело смысла.
— Действуй! — шепнула я.
— Звякнем для верности! — рассудительно заметил Виктор и нажал на кнопку дверного звонка.
Я не видела смысла звонить в эту квартиру — вряд ли кто-то согласился бы делить жилплощадь с покойником. Но промолчала — Виктору было виднее.
От звука мелодичной трели меня почему-то пробрал мороз. Это было так странно, как если бы кто-то додумался поставить электрический звонок в склепе.
Но настоящий ужас охватил меня чуть позже — когда вдруг за дверью явственно послышались быстрые шаги и чья-то рука принялась возиться с замком! Сердце у меня ухнуло куда-то вниз, и я беспомощно ухватила Виктора за рукав. В квартире кто-то был!
Виктор, кажется, тоже был удивлен. Он обернулся ко мне и изобразил на лице многозначительную гримасу. Я поняла его — действительно, хороши бы мы были, если бы вскрыли сейчас замок!
Дверь распахнулась, и на пороге мы увидели тоненькую девичью фигурку. Я невольно ахнула — это была Настя, дочка Эдиты Станиславовны.
Наверное, пауза затянулась до неприличия. Я просто не знала, что сказать. Настя меня, кажется, не узнала. Во всяком случае, ничего, кроме удивления, на ее лице не отразилось. Наконец она робко спросила:
— Простите, а вам кого?
Я обрела дар речи и ляпнула первое, что пришло в голову:
— А почему ты здесь, Настя?
Девушка испуганно уставилась на меня и пожала плечами.
— А я тут живу, — объяснила она. — Родители договорились с дядей Игорем. Пока он в плавании, я смогу жить у него. Все равно квартира пустует… А вы…
— Мы хотели повидать дядю Игоря, — сладко улыбнулась я.
— Но… ведь он уехал! — недоуменно сказала Настя. — Разве вы не знаете?
— В самом деле? — притворилась я огорченной. — Вот незадача. Мы думали, он задержится. И давно он уехал?
— Вчера… С московским поездом…
— А ты… — подозрительно пробормотала я. — Ты… одна тут, Настя?
Вопрос звучал на редкость бестактно и глупо, но я не могла удержаться, чтобы не задать его. Уж слишком мне врезался в мозг образ покойника, запертого в ванной.
Настя густо покраснела и отступила в сторону, словно приглашая меня войти в квартиру проверить.
— Я одна, — сказала она виновато. — Скоро должны подружки прийти, но пока я одна… Вы зайдете?
— Нет, спасибо, — ответила я. — Мы, пожалуй, не будем тебе мешать. Извини. До свидания.