Грех во спасение
Шрифт:
И Антон тут же обернулся к ней и, подтверждая ее догадку, прокричал изо всех сил:
– Держитесь, барышня, волки в гости пожаловали! Теперь кто кого!
Сани, казалось, летели над землей, и лишь свист полозьев да пронзительные крики ямщика разрывали окружавшую их ночную тишину. Внезапно дорога нырнула в узкую ложбину между двух невысоких увалов, и Маша с ужасом увидела нескольких хищников, бегущих по краю увала почти на одном уровне со спинами лошадей. Они шли рысью след в след, в том же темпе, что и лошади, низко пригнув головы к земле, и, казалось, не обращали никакого внимания на мчащиеся внизу тройки.
Маша посмотрела на Антона. Он, пристроив на локте пистолет, целился в самого крупного из волков, бегущего
Внезапно дорога пошла в гору, и лошади замедлили бег. Маша невольно сморгнула от напряжения и пропустила тот момент, когда вожак ринулся в атаку. Гибкое темное тело взвилось в воздухе и, застигнутое в полете пулей Антона, неестественно изогнулось и упало на дорогу прямо под копыта лошадей. Коренник испуганно всхрапнул, поднялся на дыбы, отшатнулся назад, потянув за собой пристяжных. Повозку развернуло поперек дороги, накренило набок, но не перевернуло: помешал огромный сугроб, в котором лошади завязли чуть ли не по брюхо. Но ямщик следующей за ними тройки не справился с испуганными лошадьми, и они на полном ходу налетели на Машину повозку. Девушку отбросило на облучок, падая, она заметила, что волчица и трое волков устремились на них справа, а еще часть стаи – ей показалось, что там не меньше десятка хищников, – обходит слева.
– Антон! – закричала она пронзительно, нажала на курок и, к своему удивлению, увидела, что волчица закружилась юлой на месте.
Затем Маша услышала еще один выстрел, теперь уже стрелял ее ямщик, потом враз ударили два выстрела со стороны Михайлы. Маша, запутавшись в шубах и одеялах, защищавших ее от мороза, все-таки сумела освободиться от них и, спешно перезарядив пистолет, выскочила из саней. Лошади дико ржали, чуя запахи хищников, пороха, и испуганно вскидывали задом от каждого выстрела, вызывающего снегоизвержение с гигантских елей, нависших над дорогой. Повозки и сбившиеся в кучу лошади загораживали Маше обзор, выставив перед собой пистолет, она выскочила из-за них и увидела в двух шагах от себя, как ей показалось, гигантского волка, присевшего в прыжке. Она вскрикнула, не целясь, нажала на курок, и волк, взвизгнув и прижав уши, отскочил в сторону и завалился набок. В следующее мгновение из-за лошадей вынырнул Антон: выругавшись сквозь зубы, схватил хозяйку в охапку и, особо не церемонясь, забросил ее в повозку:
– А ну-ка, сидите, барышня, и не смейте даже носа показывать! Вас только здесь не хватало! Зашибут ненароком, а мне потом перед барином отвечай!
Маша больно ударилась локтем, попыталась опять выбраться из повозки, но не успела. Вновь появился Антон, но теперь уже в сопровождении Михайлы и обоих ямщиков. Мужики были веселы и чрезмерно возбуждены. Совместными усилиями они успокоили лошадей и только после этого обратили внимание на Машу.
– Простите, Мария Александровна, – сконфуженно пробасил Антон, – шибко я испугался, что вы под пулю угодите. Не дамское это дело на пистолетах сражаться! – Он покрутил головой и восторженно произнес: – Но двух зверюг вы точно завалили, право слово, не вру!
Ямщики что-то весело загалдели, одобрительно закивали головами, стали показывать руками в сторону обочины, и сквозь этот шум прорвался довольный голос Михайлы:
– От целой стаи, мужики, отбились! Только двое, кажись, и ушли!
Маша выглянула из повозки. На блестевшем, раскатанном множеством саней, заледеневшем панцире дороги выделялось несколько темных пятен, теперь уже неподвижных, остановленных навеки смертоносными горошинами свинца на полпути к такой вроде бы легкой добыче.
Оттащив с дороги туши хищников и присыпав их снегом, опять тронулись в путь. И только теперь Маша поняла, что продрогла до костей. Закутавшись
Но им понадобилось еще не меньше часа, прежде чем впереди показались мутные огни очередной станции. Маша с помощью Антона покинула экипаж, едва передвигая ноги, дошла до станции, но только успела переступить порог, как услышала громкий вскрик, и какая-то женщина коршуном налетела на нее и вытолкала за дверь. Маша чуть не упала, поскользнувшись на крыльце. Женщина, в накинутой на плечи короткой шубейке, простоволосая, выскочила следом за ней, ухватила полную горсть снега и принялась оттирать Маше лицо.
– Поспешите, барышня, – приговаривала она при этом, хватая все новые пригоршни снега, и что было сил терла и терла ее щеки и нос.
Маша почувствовала, что обруч с лица постепенно исчез, щеки загорелись, запылали жаром, по ним потекли влажные струйки растаявшего снега, а ее юная спасительница, как оказалось дочь смотрителя, откинув назад косы, посмотрела на ее раскрасневшееся лицо и засмеялась:
– Ну вот, теперь и в избу можно идти, а то че удумали: с отмороженными щеками в тепло решили завалиться!
– Спасибо, голубушка! – Маша достала десять рублей и подала их девушке.
Но та отвела ее руку и насмешливо сказала:
– Премного благодарны, но мы за это деньги не берем! Вот ежели только на свечку пожалуйте, в церкви ее поставлю, чтобы морозы поскорее закончились...
И это был не последний случай, когда сибиряки ни за что не хотели брать деньги от проезжающих. Маше и ее спутникам несколько раз приходилось обедать в домах простых крестьян, и везде их встречали, как самых дорогих гостей, стремились накормить до отвала и непременно снабдить в дорогу колбасами, салом, жареной птицей, рыбным балыком, сметаной в глиняных крынках, ковригами хлеба... Маша отказывалась, но на нее смотрели с такой обидой, что приходилось скрепя сердце принимать эти щедрые дары гостеприимных до невозможности сибиряков. И везде, словно сговорившись, хозяева твердили одну и ту же фразу, которую она впервые услышала от дочери смотрителя: «Только богу на свечку пожалуйте!»
Подобное бескорыстие изумляло Машу, но вскоре она поняла, что сибиряки встречают так каждого гостя, знакомого или незнакомого, и это хлебосольство вызвано не только долголетним благополучием, богатством, полными закромами, а прежде всего тем, что без искреннего добродушия, благожелательного отношения к людям, дружеской поддержки в этом суровом, неласковом крае просто-напросто не выжить.
Так, постепенно продвигаясь с запада на восток, Маша все больше убеждалась, что проникает в удивительную страну, необыкновенно богатую и щедрую, населенную сильными и благородными людьми, чье сердце открыто каждому, кто нуждается в их помощи и сострадании...
17
И опять потянулись нескончаемой чередой угрюмые темные леса, бескрайние снежные поля, невысокие увалы, поросшие березняком, и слежавшиеся по краям тракта громадные сугробы, иногда почти смыкавшиеся над головой, а тройки все мчались и мчались сквозь этот мрачный туннель, которому, казалось, не будет ни конца ни края.
Но неожиданно дорога вбегала на крутой взгорок, и взору путешественников открывался вдруг такой простор, такая необъятная ширь, что захватывало дух от этой дикой, не потревоженной человеком красоты, от этого непривычного глазу раздолья. На все стороны света лежала перед Машей огромная страна, дремлющая до поры до времени под толстой снежной периной, с сонными реками, закованными в ледяные оковы, с угрюмыми, подпиравшими низкое небо горами, что поросли темными ельниками и светлыми березняками на месте былых пожаров.