Грех во спасение
Шрифт:
Маша вышла из-за занавески. Есаул взглянул на ее расстроенное лицо и в сердцах хлопнул папахой о стол:
– Вот ведь упорная язва! Помрет, но вере не изменит! И откуда у них сила такая берется? Мы в их деревне пытались рекрутов в службу набрать, так они избы подперли и сожгли самих себя, даже детей не пожалели. Семьями в огонь сигали... Урядник успел эту девку из огня выхватить, а она саблю вырвала у него из рук и наотмашь... по голове!.. – Есаул страдальчески сморщился, махнул рукой и сердито проговорил: – Бог с ней! Сдохнет, туда ей и дорога!..
На следующий день они миновали Красноярск. Переехав поутру замерзший Енисей, они углубились в горы, поросшие здесь кедровым и пихтовым лесом. По-прежнему то слева, то справа возникали вдоль дороги
Дорога то резко ныряла вниз, то устремлялась вверх, и эти утомительные подъемы, или «тягуны», как называли их ямщики, тянулись порой на много верст, но зато, взобравшись на перевал, тройки словно птицы летели вниз, поощряемые лихими криками и пронзительным свистом ямщиков.
Вот на одном из таких спусков, всего-то в полусотне верст от Иркутска, лошади чуть не убили Машу...
Случилось это к вечеру. После долгого, нудного тягуна ямщики остановили лошадей на перевале, пропуская длинный купеческий обоз из трех или даже четырех десятков подвод. Маша уже знала, что несколько купцов обычно собираются в один большой поезд, нанимают охрану, чтобы обезопасить себя от участившихся в последние месяцы набегов варнаков, так в Сибири называли беглых каторжников.
Перед этим Антон тщательно закупорил ее экипаж от пронизывающего ветра, крепко застегнул фартук, и Маша сидела в своей повозке, как в коконе, не имея возможности даже оглядеться по сторонам. Но она заметила, как ямщик, совсем еще молодой мужик, сел на вожжи и принялся бить рука об руку, потом по бокам, коленям, желая, видимо, согреться. Неожиданно Маша услышала громкий лай. Какая-то собачонка, одна из тех, что упорно сопровождают торговые караваны, решила доказать свою смелость и бросилась к чужим, занервничавшим от ее лая лошадям. Они испуганно вздрогнули, попятились, налетели задними ногами на повозку и, почуяв, что растерявшийся ямщик распустил вожжи, с необыкновенной силой устремились вниз с горы. Антон и ямщик тут же слетели с облучка. К счастью, постромки у пристяжных оборвались, и теперь вниз мчалась одна лишь коренная, увлекая за собой повозку, в которой сидела помертвевшая от страха Маша. Однако эта бешеная скачка продолжалась недолго. Запутавшись в поводьях, коренник на полном ходу завалился набок, сани встали на попа, но обломки оглобель задержали их падение, и они не перевернулись вверх полозьями.
Те немногие чемоданы, что были с Машей в повозке, завалили ее, и она уже задыхалась под ними, не в состоянии расстегнуть фартук и выбраться наружу. Внезапно она услышала шаги возле повозки и принялась звать на помощь, думая, что это Антон и ямщик догнали ее. Но это были не они. Подошедший сказал что-то на непонятном ей языке, и в следующее мгновение Маша почувствовала, что чемоданы соскользнули с нее и она может свободно дышать – человек этот был, вероятно, необыкновенно силен, потому как без особых усилий поднял экипаж и поставил его на полозья.
Маша выглянула наружу и увидела невысокого узкоглазого человека в рысьем малахае и нагольном полушубке, смотревшего на нее с непомерным удивлением. Девушка попробовала спросить его о чем-то, но инородец продолжал глядеть на нее с недоумением, и она поняла, что он ни слова не понимает по-русски. Какое-то время они молча смотрели друг на друга, потом человек улыбнулся и махнул рукой в сторону обступившего их дремучего леса. Маша оглянулась и увидела на обочине запряженную в розвальни лошадь. На санях возвышался воз соломы. Мужик, очевидно, ехал по своим делам и, когда увидел, что она в опасности, тут же поспешил на помощь.
Не думая о том, что она сейчас одна с глазу на глаз с совершенно незнакомым ей человеком, Маша торопливо достала из туго набитого деньгами портфельчика две ассигнации по двадцать пять рублей
29
«Хорошо, девушка, хорошо! Большое вам спасибо, красавица!» (хакас.)
Густой туман постепенно затягивал низину, и Маше снова стало страшно. Надвигалась ночь, а она по-прежнему была один на один со своим спасителем, к тому же она стала замерзать, но слуги так до сих пор и не появились. Она не знала, что с ними, живы ли Антон и ямщик с ее повозки и куда вдруг подевался второй экипаж, в котором ехал Михайла. Маша пододвинула к себе муфту, потом накинула шнурок от нее на шею и нащупала в ее теплых глубинах пистолет, что придало ей чуть больше храбрости.
Наконец она услышала громкие крики и увидела вторую повозку. Антон и Михайла на ходу соскочили с нее и бросились к хозяйке, радостные, что видят ее живой и здоровой.
Оказывается, вторая тройка понесла вслед за первой. Ямщик и Михайла тоже свалились с козел, а лошади примчались на следующую станцию, в трех верстах от места крушения. Люди Маши с трудом добрались до нее, наняли новых лошадей и вернулись разыскивать свою хозяйку.
Доехав до станции, Маша решила остаться здесь на ночь, чтобы опомниться от испуга, привести себя в порядок и набраться сил перед последним броском до Иркутска.
18
Прошел ровно месяц с того дня, как Маша покинула Санкт-Петербург. На противоположном берегу Ангары лежал перед ней Иркутск – торжественно-спокойный, как и подобает столице огромного и богатого Восточно-Сибирского края. Соборы, монастыри, утонувшие в садах дома... Множество домов, море деревянных крыш, над которыми поднимались столбы дыма. Над деревьями, покрытыми пушистым инеем, кружились вороны... Но это там, за Ангарой. А здесь, на левом берегу, со всех сторон девушку обступили настоящие корабельные сосны – высокие, прямоствольные. Почти до самой вершины стоят они без сучьев, а пышные свои кроны вознесли под самое небо. Их стройные стволы позолотило утреннее солнце, плотный, настоянный на смоле воздух щекотал ноздри. У самых ног Маши бойко прыгали воробьи, а на кусте калины она увидела веселую стайку красногрудых снегирей.
Девушка вдохнула полной грудью морозный воздух и улыбнулась. Слава богу, самая трудная часть ее пути позади. Она перекрестилась, но тут же беспокойство вновь овладело ею. Соизволит ли генерал-губернатор Муравьев, говорят человек нрава гордого и решительного, пропустить ее дальше? Он тут царь и бог в одном лице, и если что-то ему не понравится, то не видать ей Терзинских рудников как своих ушей. Но она решила не гадать попусту и приказала ямщикам ехать дальше.
Солнце светило вовсю, когда они переезжали через Ангару, но по-прежнему стоял сильнейший мороз, лед под полозьями слегка потрескивал, слева от наезженной дороги парила огромная полынья...
В Иркутске Маша велела ямщику задержаться у первой же церкви, какая окажется на их пути.
Сани остановились около небольшой деревянной церквушки, и Маша попросила встретившего ее молодого священника отслужить благодарственный молебен по случаю завершения ее тяжелого пути и добавила, что хочет помолиться за своего жениха, государственного преступника, отбывающего каторгу в Сибири.
Отслужив молебен, священник пошел провожать Машу до выхода, и на крыльце они встретили высокого, худого и совершенно седого человека. Незнакомец вежливо кивнул Маше, поздоровался с батюшкой и прошел в церковь. Священник низко поклонился ему, а потом тихо прошептал Маше: