Грехи отцов. Том 1
Шрифт:
— Подожди минутку! Я не собираюсь следовать твоему примеру и идеализировать Стива.
— Я не идеализирую Стива. Я не должна была выходить за него замуж, он сделал меня несчастной, но, по крайней мере, он оставил мне двух прекрасных девочек, и как христианка я должна помнить о его хороших сторонах и простить ему все плохое, что он сделал! Однако я давно уже не жду от тебя подобных проявлений чувств. Пол испортил тебя своим богатством и заставил забыть обо всем. Иногда я благодарю Бога за то, что бедная мама умерла, не увидев, во что ты превратился.
— О, Боже,
— Кто тебе сказал о письме?
— Элфрида показала мне его, когда в прошлом августе я был в Лондоне. Я ужаснулся и почувствовал отвращение. Почему же ты не показала его мне? Почему ты держала его в тайне все эти годы? Не подумала ли ты, что твой моральный долг был выслушать мои объяснения по поводу этой истории, прежде чем окончательно осудить меня, поверив всему плохому, что написал обо мне Тони. Ты знала, что Тони ненавидел меня. Я не понимаю, почему ты должна была поверить на слово предубежденному молодому человеку с горячей головой, не соизволив даже выслушать своего брата? Я не собирался поднимать этот вопрос, но, поскольку ты это сделала...
— Это ты упомянул имя Тони, без сомнения, из-за чувства вины. Я всегда думала, в какой немилости у тебя был этот мальчик. Ты едва находил слово для него — для тебя существовал только Скотт, Скотт! И все потому, что Тони похож на Стива, а Скотт унаследовал внешность Каролины, — Скотт единственный, на кого ты можешь смотреть, не чувствуя угрызения совести.
— Это неправда. Послушай...
— Нет, это ты слушай меня! Я держала язык за зубами многие годы; теперь я понимаю, что это было плохо — если бы я высказала все это раньше, возможно, мне удалось бы спасти тебя от себя самого!
— О, Боже мой!
— Откажись от этого банка, Корнелиус. Это корень всех твоих зол, теперешних и прошедших. Откажись от него и посвяти себя Фонду изящных искусств и Фонду образования. Это достойно и очень важно.
— Банковское дело не менее достойно и важно! И почему ты думаешь, что эти фонды представляют собой что-то вроде религиозного ордена, в который я должен уйти, чтобы вести чистую безгрешную жизнь? Боже, ты должна прийти на одно из совещаний правления и посмотреть на всех этих миллионеров, добивающихся всеми средствами выгодного положения, — это быстро разрушило бы твои иллюзии!
— Я вижу, что ты умышленно предпочитаешь не понимать меня. Дай мне возможность попытаться тебе объяснить, Корнелиус, теперь, когда ты достиг зрелого возраста...
— Благодарю, но считаю себя совсем молодым!
— ...ты должен сделать переоценку ценностей. Ты когда-нибудь задумывался о своей жизни, Корнелиус? Или ты уже не способен на размышления подобного рода?
— Эмили, ты потеряла связь с действительностью! Твоя беда в том, что ты живешь здесь, в этой богом забытой дыре, и у тебя нет ни малейшего представления о реальном мире. Почему бы тебе снова не выйти замуж, или не завести себе любовника, или не похудеть на двадцать фунтов, или не покрасить волосы, или не отправиться в путешествие, ну сделай хоть что-нибудь для разнообразия! Бесконечные благотворительные дела и одинокая постель ночью — этого достаточно,
— Ну, конечно, — сказала Эмили, поднимаясь, чтобы закончить разговор, — я знала всегда, что ты помешан на сексе.
— А я знал всегда, — закричал я, — что ты всегда действовала как религиозная фанатичка, чтобы подавить свои половые инстинкты!
Как часто случается при ожесточенных ссорах, мы с Эмили стали предъявлять друг другу самые абсурдные обвинения. В какой-то момент, казалось, мы поняли это и готовы были обняться со смехом и разойтись друзьями. Однако примирения не произошло, и Эмили сказала холодно:
— Бедная мама перевернулась бы в могиле, если бы услышала, что мы так позорно ссоримся. Я прошу прощения за попытку говорить с тобой так откровенно и надеюсь, что ты простишь меня, когда я объясню, что действовала только из-за любви к тебе. Что бы ты ни сделал, ты все-таки мой брат, и я никогда не сказала никому ни одного слова против тебя, но не думай, что моя лояльность вызвана моим одобрением твоих убеждений или твоего образа жизни. Теперь забудем об этой сцене, и, если пожелаешь, никогда не будем о ней вспоминать.
Она вылетела из комнаты. Я засмеялся, пытаясь уверить себя, что не смущен, но знал, что это не так. Позже я пошел спать и долгое время лежал в темноте без сна. На следующее утро я сказал Эмили просто:
— Послушай, я очень сожалею о том, что случилось вчера вечером. Ты знаешь, как я люблю тебя и как много ты для меня значишь. Мне бы хотелось взять обратно все те дурацкие слова, которые я сказал тебе.
— Вопрос закрыт, — безжалостно сказала Эмили. — Оправдывайся, если хочешь, но мне сказать тебе больше нечего.
Я увидел ее холодные серые глаза и понял, что потерял Эмили. Но, возможно, на самом деле я потерял се очень давно, когда одобрил ее брак со Стивом Салливеном, чтобы получить некоторую временную передышку в банке.
— Эмили...
— Что, дорогой?
— Ничего, это не имеет значения, — сказал я тоскливо и отвернулся.
Через год у Вики родилась дочь, но на этот раз даже самое горячее желание видеть семью не могло меня заставить отправиться на пароходе в Европу. Девочку назвали Самантой. Я никак не отреагировал на это отвратительное имя, я просто послал необходимый для крестин подарок от Тиффани. Однако мысль о маленькой внучке, очень похожей на Вики, захватила меня, и я сразу же написал приглашение Келлерам посетить нас в Бар-Харборе, в августе, но именно в это время мое внимание было отвлечено кризисом, который переживал Себастьян.
Нельзя сказать, что я не любил Себастьяна, но у него был трудный, очень трудный характер. Моя задача как отчима была бы легче, если бы он напоминал Алисию, но мне всегда с трудом верилось, что она могла произвести на свет такого сына. Однако, поскольку он все же был ее сыном, я решил установить с ним хорошие отношения, и в принципе это было легко достигнуть: у Себастьяна была прекрасная репутация, он никогда не уклонялся от своего решения стать банкиром и много работал у Ван Зейлов, с тех пор как окончил службу в армии по призыву (я втайне использовал свое влияние, чтобы уберечь его от службы в Корее).