Грехи отцов. Том 2
Шрифт:
— Ну, нет... это верно, но...
— Это было исключение, которое подтверждает правило? Ладно, забудем об этом. Это не имеет значения. Меня не интересует твоя личная жизнь.
— Может быть, мне следует воспользоваться случаем и подчеркнуть...
— Не беспокойся.
— ...что я не собираюсь жениться на Вики...
— Жениться на Вики? Ты? Взять разведенную женщину с пятью детьми? Не смеши меня!
— Хорошо. Я вижу, что ты должен быть озабочен судьбой Вики, но...
— Нет, я не
— Уверяю тебя, я в этом не нуждаюсь...
— Не пытайся снова всучить мне эту чушь.
— Черт подери, я не хочу идти работать к Рейшману! Я сказал это только потому, что ты был так враждебно настроен по отношению ко мне!
— Но ведь Джейк предложил тебе эту работу.
— Да, но...
— И ты можешь превратить мою жизнь в ад, если я сейчас тебя уволю.
— Господи, помилуй! Корнелиус, успокойся! Я не хочу превращать твою жизнь в ад! Я не Дракула, я не Франкенштейн, я не Джек По...
— Я знаю, кто ты, — сказал Корнелиус.
— Тогда перестань вести себя, как будто я наемный убийца! А теперь, пожалуйста, давай попробуем разобраться в этом вопросе, так чтобы мы оба перестали расстраиваться. Ситуация такова: по причинам, которые мы оба с тобой знаем, я хочу остаться в фирме. Я здесь всегда хорошо работал и буду продолжать хорошо работать и впредь, если останусь — нет причин сомневаться в моей наивысшей лояльности только потому, что Джейк предложил мне работу, а я по глупости потерял контроль над собой во время разговора с тобой. Послушай, дай мне проявить добрую волю и показать тебе, как я дорожу сохранением статуса кво и хорошими отношениями, которые были у нас с тобой. Позволь мне как-то сгладить мое участие в той неприятной сцене с Себастьяном. Что я должен сделать? Скажи мне. Дай мне приказ, и я его выполню по мере моих сил.
— Здорово, — сказал Корнелиус. — Спасибо. Ты можешь поехать в Европу и привести в порядок то, что там осталось после Себастьяна.
— Конечно. Когда ты хочешь, чтобы я поехал?
— Как только ты сможешь.
— Хорошо. А когда я вернусь назад...
— Ты не вернешься назад.
Я почувствовал, как будто меня ударили под ложечку.
— Ты имеешь в виду...
— Я имею в виду, что это не короткие двухнедельные каникулы в Лондоне. Скажем, пусть это будет назначением на четыре года — скажем, до первого января шестьдесят восьмого года. Этот год будет решающим, потому что мне тогда исполнится шестьдесят лет, и я хочу обеспечить себе будущее с помощью далеко идущих решений. Ты поедешь в Лондон, и если ты заинтересован в своем будущем, используй эти четыре года на то, чтобы доказать мне, что оно у тебя есть. Вот все, что я хотел тебе сказать.
Я колебался. Что бы сейчас сделал Скотт? Я не знал, и это не имело значения. Я понял, что мне надо было делать. Выбора не было. Я медленно приближался к деревянному ящику, и чем ближе я к нему подходил, тем яснее я видел, что это гроб.
— Корнелиус, — сказал я.
Он посмотрел на меня все теми же пустыми серыми глазами.
— Я очень хочу уехать в Лондон, — сказал я. — Я хотел бы там остаться на годы и работать как можно лучше. Но я полагаю, что в договоре о партнерстве нужна письменная гарантия того, что я буду отозван сюда, в банк на Уиллоу- и Уолл-стрит к 1 января тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года.
Приятное тонкое лицо Корнелиуса казалось теперь почти прозрачным. Он ничего не сказал.
— Я предпочел бы уйти, — сказал я, — чем уехать в Европу без гарантии того, что буду отозван обратно.
Снова молчание. В дальнем конце комнаты цифровые часы мерцали красными огоньками. Краем глаза я мог видеть быстрое мелькание красных цифр.
— Я не хочу настаивать на других гарантиях моего будущего, — сказал я, — потому что я чувствую, что смогу убедить тебя, что я остаюсь лучшим из твоих партнеров, но именно эту гарантию ты должен мне дать. Я обязан предостеречь себя от возможной твоей враждебности. Я не хочу, чтобы в мое отсутствие в приступе подозрительности ты уволил меня, или в припадке паранойи ты сможешь себя убедить держать меня в Европе после начала шестьдесят восьмого года. Может быть, я поступаю неразумно? Я так не думаю. Если бы ты был на моем месте, не захотел бы ты подобных гарантий?
— Если бы я был на твоем месте, — сказал Корнелиус, — единственное, чего я бы не сделал, это не уволился. Самая пустая угроза, которую я когда-либо слышал.
— Корнелиус, ты недооцениваешь серьезность предложения Джейка. Джейк из шкуры вылез, чтобы сделать это предложение для меня заманчивым. Он даже предложил добавить мою фамилию в название банка. Благородно с его стороны, не правда ли? И, конечно, финансовое вознаграждение будет очень существенное.
Ничего. Справа только красные искры. Поверхностное тихое дыхание с той стороны, где сидел Корнелиус. Струйки пота по моей спине.
— Хм, — сказал наконец Корнелиус, — хорошо, хорошо... почему мы создали здесь такую атмосферу? Я полагаю, что то, что ты сказал, весьма разумно, хотя, как ты знаешь, я ненавижу, когда мне кто-нибудь приказывает и без особой нужды демонстрирует свою силу. Однако мы не будем на это обращать внимания, поскольку, мне кажется, ты сейчас постарался выглядеть почтительным и любезным, а это мне нравится, такое поведение надо поощрить. Поэтому почему бы нам не провести деловое обсуждение вместо эмоционального обмена мелодраматическими сценами? Я люблю деловые обсуждения. Они разумны, полезны и практичны. Они позволяют участникам сохранять чувство пропорции, а это именно то, чего мы сейчас с тобой хотим, не правда ли, Скотт? Чувство пропорции. Надо иметь дело с настоящим, а не с прошлым или будущим. Настоящее — это то, с чем мы хотим иметь дело именно сейчас.
— Я согласен.
— Хорошо, а теперь я собираюсь вот что сделать: я вызову юристов и пересмотрю договор о партнерстве, чтобы исключить Себастьяна из фирмы и дать тебе твои гарантии того, что ты будешь отозван не позже 1 января 1968 года. Я дам также гарантию, что ты не будешь уволен в течение этого времени без согласия всех до единого партнеров.
— Без...
— Будь разумным, Скотт! А вот здесь ты должен сделать уступку! Предположим, ты будешь плохо себя вести в Европе? Я же должен тоже получить какие-нибудь гарантии!
— Хорошо! Но только чтобы это были все партнеры.
— Разве я не сказал только что «все до одного»?
— Я хочу, чтобы в этом пункте договора было сказано, что я не могу быть уволен даже с согласия всех партнеров, если только я не буду виновен в поведении, которое ставит под удар благосостояние всей фирмы.
— Хорошо. Это оградит тебя от того, что все партнеры в моем присутствии не могут мне противоречить. Нельзя увольнять без веской причины... Это все? Мы можем теперь отдохнуть? Или ты передумал и собираешься искать еще гарантий?