Грехи
Шрифт:
– Да, конечно, и Папа Римский не католик. Не морочь мне голову, Кэрри, я знаю разницу между липким сладострастным взглядом и голодным «я хочу тебя», которым вы обмениваетесь с Бретом, когда думаете, что никто этого не замечает. Ты моя лучшая подруга и должна быть откровенна со мной.
– Знаешь, кто ты? Ты королевский геморрой.
Светофор переключился, и девушки сошли с тротуара, но, дойдя до середины дороги, Эрика остановилась и драматически ударила себя в грудь:
– Не могу поверить, что будущая жена будущего преподобного Брета Пирсона может
Кэрри усмехнулась, глядя на водителей машин, стоявших у светофора, и перебросила через плечо длинные белокурые волосы.
– Пойдем! На нас смотрят, – сказала она и потянула Эрику за руку.
– На нас всегда смотрят, – нисколько не стесняясь, ответила та.
– Эрика!
– Я не сделаю ни шага, пока ты не скажешь мне, так ли фантастичен секс, как об этом говорят. Для меня это важно.
Лицо Кэрри вспыхнуло, но она продолжала смеяться.
– Тогда выясни это сама на следующей неделе, когда Боу приедет домой из колледжа.
– Может, я так и сделаю, – ответила Эрика, не торопясь следовать за подругой, когда светофор снова переключился и один из водителей нажал сигнал и крикнул им: «Сумасшедшие девчонки!»
Десять минут спустя они вышли из модного магазина, и каждая несла, перекинув через руку, пластиковый пакет с платьем.
– Куда теперь? – спросила Кэрри. Эрика пожала плечами:
– Мне все равно. Можно пойти к тебе и показать платья сперва твоим родителям или сначала пойти ко мне. Выбирай сама.
– Пойдем ко мне. Сейчас время ленча, а твоя мама не готова.
– Боже, что за логика! Знает ли Брет, какой помощницей для него ты собираешься стать?
– А знает ли Боу, какая ты? – тут же парировала Кэрри.
– Конечно, нет. Мы оставались с ним вдвоем всего три раза, и это было почти два месяца назад. Но теперь, когда он возвращается домой, у меня будет целое лето, чтобы не спеша познакомить его со всеми своими достоинствами.
Они подошли к небольшому красному автомобилю, который родители подарили Эрике на восемнадцатилетие. Кэрри ждала, пока подруга откроет машину, и, опершись на переднее крыло, покачала головой.
– Не понимаю.
– Чего ты не понимаешь?
Эрика бросила свой пакет на узкое заднее сиденье и уселась за руль. Через несколько секунд, устроившись рядом с Эрикой, Кэрри ответила на вопрос.
– Ты всегда была такой благопристойной, училась на твердые четверки, водила дружбу только с прилежными учениками, читала книжки у себя в комнате, когда можно было смотреть Эм-Ти-Ви, и вдруг – гром и молния! – ты появляешься с самым красивым парнем Сент-Джоуна, покупаешь элегантные платья и расспрашиваешь о сексе. Что с тобой?
– Со мной ничего, – добродушно ответила Эрика, заводя мотор и направляя автомобиль в поток машин. – Я всегда все раскладывала по полочкам. Что я могу еще добавить? Я Телец, а мы, Тельцы, все правильные.
– Ах, значит, ты хочешь сказать, что подошла очередь секса.
– Возможно. Я еще не знаю. Порядок может быть нарушен, но он должен быть правильным. Подумай об этом. На первом месте порядок, на втором
– Дэнни – гомик, а Брет тебе совсем не нравится.
Эрика закатила глаза и рассмеялась.
– Дэнни не гомик! Боже, Кэрри, до чего ты ограниченная. Где ты набралась таких мыслей?
– Ты когда-нибудь видела его с девушкой? – с вызовом спросила Кэрри.
– Ты же знаешь, что нет. Но это еще не доказывает, что он гомик. Он собирается быть священником, католическим священником.
– Это еще раз подтверждает мою теорию, что он гомик. Безбрачие неестественно. Господи, ты только вспомни все эти истории о священниках, путающихся с маленькими мальчиками.
Эрика покачала головой, но больше не шутила и не смеялась – ее раздражало нетерпимое отношение Кэрри к тем, кто не соглашался с ее философией.
– Ты фанатик, Кэрри Робертс, к тому же добродетельный фанатик. Боже, я поражаюсь, что мы стали друзьями. Не забывай, я принадлежу к англиканской церкви.
Кэрри не обижалась – в этом смысле она была исключительным человеком. Слишком толстокожа и самонадеянна, подумала Эрика.
– Ну, дорогуша, ты еще и протестантка. Наверное, Брет охотнее принял бы нашу дружбу, если бы ты, как и мы, была южной баптисткой, но даже он признает, что без заблудших и грешных в этом мире от него, как от священника, было бы мало пользы. – Ее темные глаза сверкали озорством, и, несмотря на раздражение, Эрика рассмеялась:
– Ты откровенна, Робертс.
– Это глупо?
– Нет, но не спеши развивать дальше эту теорию. Я бы ни за что не простила твоей высокомерной нравственности, если бы не понимала, что у тебя нет другого выхода, – ты находишься между родителями и Бретом. Я знала, что, когда вы стали встречаться в восьмом классе, он хотел положить конец ссоре, которую устроили твои родители.
– Ты любишь меня и знаешь об этом.
– Ну да. Это единственный порок в моей в остальном такой безупречной жизни.
– Ха-ха-ха, – произнесла Кэрри.
– Ладно, вернемся к твоему другу. Когда он возвращается из Спрингфилда?
– Завтра. Он сказал, что придет к моему дому завтра вечером после встречи с родными.
– Ага, вот чем объясняется цвет твоих щечек, – возбуждением при мыслях о предстоящей встрече.
– Ты прекратишь?! К чему вся эта сексуальная болтовня? Тебя в самом деле интересует Кин Боухэнон?
Эрика пожала плечами:
– Не знаю. Я хочу сказать, что он интересный и веселый парень, но мы не очень хорошо знаем друг друга. Однако целуется он как человек, рожденный специально для этого. – Направляясь по скоростной магистрали к Бар-Бер-Кин Эстейтс, она искоса взглянула на Кэрри. – Почему бы вам с Бретом не встретить нас на проспекте завтра вечером? Ты можешь предложить Брету посмотреть, как Боу делает это. Может, он чему-нибудь научится.