Грехи
Шрифт:
– Откуда вы знаете? Вы были свидетелем убийства?
– Да, я был там, – ответил мужчина. – Я все видел.
– Но это было десять лет назад, и никогда раньше вы не выходили с этой информацией. Почему теперь вы решились?
– Док отдал меня под арест за нарушение границ собственности. Но я никому не причинял вреда, просто жил на его владениях в палатке. Я не занимался браконьерством и не брал ничего, принадлежавшего ему. Но как бы там ни было, он арестовал меня. Почему я должен был говорить кому-то, что я видел? Я не хотел, чтобы шериф обвинил меня.
Рикки заметила небольшую группу служащих радиостанции, которые сгрудились
– Почему теперь? – снова обратилась она к своему собеседнику.
– Вас интересует, почему спустя столько лет я рассказываю о том, что видел? – спросил мужчина, но не стал дожидаться ответа. – Я решил никогда не рассказывать. Почему я должен рисковать собственной жизнью ради людей, которые никогда ничего не сделали ни для меня, ни для моей семьи? Вы же слышали, что сказала звонившая передо мной женщина. Вы или имеете деньги, или их нет, и если нет, леди, то вы такая же, как большинство людей, о которых идет речь и тоже не такая уж важная персона. Но потом я услышал о том, что вы делаете, как приходите на радио и каждый день просите сообщить информацию, которая помогли бы вам найти тех, кто убил ваших маму и папу. Им сказали, что это тот же человек, который убил дока. Я посчитал, что вы знаете, что говорите, поэтому и решился. Потом я слышал, что вы подстрелили этого помощника шерифа, который обкрадывал людей, хотя сам страшно богат, и были там, когда этот проповедник сознался. Вот почему я решил позвонить вам и рассказать, то, что знаю. Я знал, что этот проповедник недобрый человек. Как-то однажды я обратился к нему за помощью – он давал клятву быть представителем Бога на земле, верно? – но он сказал, что ничем не может помочь. Как мне представляется, вы одна из них, то есть вы имеете деньги и все прочее, но вы все-таки помогаете нам, открывая, какие они подлые и никчемные. Вот я и решил помочь вам.
Рикки с трудом проглотила комок. Вот оно. Она близка к тому, чтобы получить ответ, который вымаливала в течение долгих десяти лет. Мужчина не назвался, но она знала о нем, она помнила, как родители говорили о человеке, которого арестовал Джейсон Грант. Рубин Кратерс. Она помнила и другое. Похоже, он не был просто бедолага, удрученный своим невезением. Он сказал доктору, что ему подходит это место и он собирается жить тут, нравится это владельцу или нет. Когда доктор пригрозил отдать его под суд, он тоже стал угрожать в ответ, обещая устроить врачу неприятности, если тот тронет его. Рикки снова сглотнула.
– Могу я спросить, как вы оказались свидетелем убийства?
Рубин засмеялся:
– Вы ведь умная девушка, да? Да, я расскажу вам, мне нечего скрывать. Поздно вечером в ту пятницу я действительно пошел навестить дока, но его не было дома. Я посчитал, что он пошел по вызову к кому-то домой, и решил прийти позднее. Я пошел на то место, где жил до того, как он вышвырнул меня из своих владений. Оттуда я не мог ничего видеть, но мне было бы слышно, если бы его телега вернулась, понимаете? Однако я, должно быть, задремал, потому что не слышал, как он вернулся. Конечно, он мог вернуться на лодке. Как бы там ни было, около половины четвертого утра я услышал, как подъехал автомобиль, и подошел к дому, думая, что
– Это был убийца? – Рикки надеялась, что ее голос не покажется ему таким взволнованным, как казался ей самой.
– Да, леди, но это все, что я могу рассказать по радио. Я знаю, кто убийца, но не хочу, чтобы меня тоже убили за то, что я назвал имя. Хотите, встретимся где-нибудь? Если хотите, можете взять с собой шерифа, я его не боюсь. Кроме того, я могу доказать, что видел то, что видел. Я знаю то, чего не может знать никто другой, если его только там не было.
Рикки не могла справиться с дрожью, она провела по лбу тыльной стороной руки и еще ниже наклонилась к микрофону.
– Люди, позвольте мне сделать перерыв в передаче, чтобы поговорить с моим собеседником вне эфира. Он поступил очень смело, решив откликнуться. Я не хочу сделать ничего такого, что подвергло бы опасности его жизнь. – Она передвинула несколько рычажков и снова вернулась к разговору, который теперь был слышан только ей. – Я опять с вами. Назовите место где встретимся, как только я закончу эфир. Час вас устроит?
– Давайте в три часа, леди. Я работаю и не освобожусь раньше двух. Дело в том, что я специально сделал перерыв, чтобы иметь возможность позвонить вам и сейчас должен вернуться к работе.
– Отлично, в три. Теперь скажите мне где.
– Вы собираетесь прийти с шерифом?
– Могу прийти с ним, могу одна. Скажите сам как вас больше устраивает?
– Как я сказал, мне совершенно все равно. Дело в том, что, если вы будете одна, я встречу вас прямо у выхода со своей работы. А если придет и шериф, я бы предпочел какое-нибудь более уединенное место. Я не хочу, чтобы явился мой босс и подумал, что я угодил и передрягу.
– Я приду одна, – быстро сказала она.
– Отлично, я буду ждать вас у выхода из «Шин и глушителей» Хэнка Пэла. Это на…
– Я знаю, где это, я буду там в три.
– Меня зовут Рубин Кратерс, мисс Блю. Нет смысла говорить вам, как я выгляжу. Я знаю вас, видел вашу фотографию в газете, когда вы вернулись в город на прошлой неделе. Буду ждать вас.
Рикки слышала, что линия отсоединилась, но долго сидела не двигаясь, с глазами, полными слез. Неужели возможно, что меньше чем через четыре часа она наконец узнает имя убийцы своих родителей? После десяти долгих лет оставалось ждать совсем недолго.
Она соскользнула с табурета, открыла дверь и жестом сообщила о победе небольшой кучке сотрудников, собравшихся снаружи.
– Я встречаюсь с ним в три. Если сегодня все закончится и вечером подтвердится, что убийца еще живет здесь, я вернусь и запишу короткий фрагмент для ночных новостей. Люси, пусть Скотт побудет здесь и дождется известий от меня. – Она смахнула слезу. – Ой, Люси, почему бы тебе не взять интервью у вашей любительницы животных, пока я сделаю перерыв на пять минут, чтобы успокоиться.
– Конечно, но, Рикки, вы в порядке?
Рикки так широко улыбнулась, что у нее свело челюсти, но это была приятная боль, самая приятная боль на свете.
У Боу, как у последнего сукиного сына, болела голова, болело все, даже сердце.
Особенно сердце. Но боль в груди не имела ничего общего с болью в остальном теле. Он выяснил это, пытаясь утопить ее в бутылке «Реми Мартин». Резкая непроходящая боль в груди была чем-то, что совершенно не было связано со всем остальным.