Греховное лето

Янсюкевич Владимир

Певчина. Это уж слишком доступно, Матвей Ильич.

Рублевский. Как просили.

Жаров. Ни счастья, ни свободы, ни покоя…

Рублевский. Именно так.

Жаров. И что же остаётся?

Рублевский. Остаётся одна неразменная монета на все века – любовь и ненависть. Две стороны одной медали. Как орёл и решка.

Марина. А что тогда «истинная свобода»?

Рублевский. Фантом, деточка. Игра слов. Философский мираж.

Заблуждение праздного ума, если хотите. И кто понимает это, отчасти свободен. Но мы забыли про именинницу!

Марина. А! (Грозит пальчиком). Ты хочешь сказать, Мотя, свобода только для тебя? А остальные пусть выкручиваются, как хотят.

Рублевский. Умерь свой пыл, золотце, а то отправлю домой, к мамке. Пешком и без шубы, учти.

Марина. Да пожалуйста! Хоть голяком!

Рублевский. Смотри, пожалеешь! (Незаметно шлёпает Марину).

Марина (заливисто рассмеялась). Ой, щекотно!

Рублевский. Не безобразничай, детка. А то и в самом деле отправлю.

Певчина. Проходите к столу.

Рублевский. С удовольствием!

Марина. Мотя, а можно я рядом с ним сяду? (Показывает на Жарова).

Рублевский. Ну, это как хозяйка решит.

Певчина. Если не возражаете, Мариночка, рядом с ним сяду я. А вы рядом с Матвеем Ильичём. Заодно и поухаживаете за ним.

Марина (капризно). Тогда пусть он за мной поухаживает. Я всё-таки женщина.

Рублевский. Заноза ты, а не женщина! Садись, где сказали.

Рассаживаются.

Певчина. Юра, пожалуйста, откупорь «Шампанское».

Жаров пытается вскрыть бутылку, но у него не получается.

Марина. Ой, не может! (Заливисто смеётся). А я слышала, если мужчина не может открыть «шампанское», то он и ещё кое-чего не может…

Рублевский (Марине, строго). Не мели чепухи, детка. Лучше подай мне ветчинки.

Певчина (тихо). Юра, не нервничай. Спокойно.

Рублевский (продолжая выговаривать Марине). Золотце моё, то, что ты где-то слышала, оставь для своих прыщавых юнцов. Дайте-ка сюда, молодой человек. По всему видно, вы предпочитаете напитки покрепче. Я – тоже, кстати. Но начнём с «шампанского». (Лихо откручивает проволоку, встряхивает

бутылку, и пробка с шумом вылетает). Только и всего.

Марина (хлопает в ладоши). Ура! Мотя, ты супер!

Рублевский. Простая тренировка.

Все встают с протянутыми бокалами, Рублевский разливает.

Танечка! Первый тост мой! И вот ведь незадача: что бы я ни сказал, каких бы высоких слов ни употребил в вашу честь, несравненная… всё тщетно. Ибо я бессилен выразить свои чувства… а также описать вашу божественную красоту…

Певчина. Матвей Ильич!..

Рублевский (шутливо пригрозил). Не перебивать! Поэтому буду краток. Наплюйте на возраст! Вы прекрасны, как раскрывшаяся роза. Уже не бутон, но и до увядания далеко. Вы в самом расцвете! Пользуйтесь этим! И дай вам бог неиссякаемого здоровья!

Певчина. Благодарю.

Чокаются, пьют.

Всё, что на столе… пожалуйста, угощайтесь.

Марина. Мотя, что тебе положить?

Рублевский. Сиди, я сам себя обслужу. (Накладывает себе). А где же ваша прислуга, Танечка, которая «наказывалы не прымать»?

Певчина. Люба? В отпуске.

Марина (трёт нос). У меня от «шампанского» всегда чешется в носу.

Рублевский (тихо).Только в носу?

Марина. И там тоже! (Заливисто хохочет).

Рублевский. Веди себя прилично, Марина. А то Танечка подумает, что ты отъявленная маргиналка. (Жарову). Так вы, молодой человек, артист?

Жаров. Актёр.

Рублевский. А есть разница?

Жаров. Есть. Артист – звание. Актёр – профессия.

Рублевский (жуя). А, вот оно что! Как просто. Не знал. Значит, сдюжил, получай звание. А не сдюжил, оставайся по гроб обычным актёришкой. Так?

Жаров. Примерно так.

Рублевский. А вы, стало быть, не сдюжили?

Жаров. Выходит, не сдюжил.

Певчина. Ему всего тридцать пять, Матвей Ильич. Ещё сдюжит.

Рублевский. Хо, всего! Сомневаюсь. Не дадут. Сейчас молодёжь слёту расхватывает все лакомые куски. У неё энергетика завоевателей. Соперников сметает голыми руками. Поколение без тормозов. Да вот возьмём хотя бы мою соседку по столу. Ты кем хочешь стать, Мариночка?