Греховные радости

Винченци Пенни

— Ты понимаешь, — спросил ее Гейб, когда она рассказала ему об этом, — понимаешь, что теперь они могут от тебя избавиться?

Глава 52

Макс, весна 1987

Макс дотронулся рукой до лица. В том месте, где его ударили по щеке, горело яркое красное пятно.

— Больно, — проговорил он.

— Вот и хорошо, — ответила Джемма, — я так и хотела.

— Ах ты, сучка, — протянул Макс. — Сучка ты маленькая. — Однако, произнося это, он улыбался.

— Нечего смеяться.

— Джемма, дорогая, если мне хочется смеяться, то я буду.

— И не называй меня «дорогой».

— Почему же? Я ведь тебя люблю.

— Не

любишь ты меня. И ты со мной очень плохо обращаешься. — Красивое личико Джеммы раскраснелось, в глазах у нее стояли слезы. Она отбросила со лба гриву темно-каштановых волос и уставилась на Макса, уперев руки в свои узкие бедра.

— Ты выглядишь так, словно собралась меня выпороть, — заметил Макс.

— Очень бы хотела это сделать.

— Да, забавно было бы на это посмотреть, — хмыкнул он.

— Макс, перестань ты дурачиться, — раздраженно проговорила Джемма. — Мне действительно обидно, и я в самом деле сержусь.

— Не понимаю почему. На этой неделе я тебя каждый вечер куда-нибудь водил, на следующий уик-энд мы едем к твоим знакомым в Норфолк, только что я сам, один, организовал празднование твоего дня рождения, я тебя великолепно трахаю; что еще я могу сделать?

— Макс, я хочу, чтобы на этот уик-энд ты поехал вместе со мной, мамой и папой в Париж. Эта поездка — подарок мне ко дню рождения.

— Джемма, извини меня, но я не могу. Я уже много месяцев подряд обещал Томми, что отвезу его в Хартест. Я не могу сейчас его подвести.

— Но почему это нужно делать обязательно теперь? Когда в воскресенье у меня день рождения?

— Потому что именно сейчас Александр в отъезде, а он и Томми плохо сочетаются друг с другом.

— Значит, вы с Томми проведете весь уик-энд вдвоем во всем этом огромном доме?

— Да.

— Ну хорошо, а мне можно с вами поехать?

— Нет, нельзя.

Джемма очень пристально посмотрела на него:

— Знаешь, Макс, иногда мне кажется, что слухи насчет тебя и Томми могут оказаться правдой.

Макс подошел к ней и схватил ее за руку. Он вдруг сильно испугался, он даже и не думал, что способен почувствовать подобный испуг.

— Какие слухи? — спросил он и услышал, как дрожит его голос.

— Ты сам отлично знаешь какие. Что вы с ним любовники. Мне, например, кажется, что это вполне возможно.

Макс изумленно уставился на Джемму. От мгновенно испытанного облегчения его вдруг даже охватила некоторая слабость, и в то же время ему стало необыкновенно смешно. Он расхохотался.

— Ах, это! Ну, дорогая моя, мне казалось, уж кто-кто, а ты-то должна была бы точно знать, верны эти слухи или нет.

— Господи, Макс, я тебя ненавижу.

— Ничего подобного. Ты меня обожаешь.

— Нет.

— Ну ладно, не будем об этом спорить. Пойдем, мы и так уже опаздываем.

— Я никуда не иду.

— Идешь, — со смехом проговорил он, обнимая ее и нежно целуя в волосы, — а потом, когда вернемся, я тебе докажу, что все это чушь. И даже не один раз докажу.

Так он и сделал; но уже после того, как Джемма уснула, Макс еще очень долго лежал с ней рядом, молча глядел в темноту, снова и снова переживал тот потрясший его момент, когда она упомянула о слухах насчет него самого и Томми, и задавал себе вопрос, как долго еще сможет удерживать эту тайну в пределах их семьи.

Он даже не совсем отдавал себе отчет в том, почему так испугался. В худшем случае это всего лишь мерзкий слух, и Александр, несомненно, будет всячески отрицать его. Вокруг аристократических семей неизбежно ходят всевозможные скандальные слухи, — такие семьи словно притягивают к себе подобные сплетни, — все с удовольствием выслушивают их, но никто им всерьез не верит. Конечно, дело обстояло бы иначе, если бы существовали другие претенденты на дом и на титул, но ведь их нет. У него нет ни одного дяди, ни одного двоюродного брата; так что нервничать на этот счет просто абсурдно. Во всеобщих интересах утвердить именно его, Макса, в качестве следующего графа Кейтерхэма. В том числе и в интересах Томми. Если бы Макса вдруг объявили незаконнорожденным,

не имеющим никаких прав на Хартест, то для Томми такой поворот событий не означал бы ничего хорошего. Томми стремился жить с комфортом и обеспеченно, только и всего. Ну, может быть, чуть лучше, чем просто с комфортом. И тем не менее Макс был напуган: по-видимому, тем, думал он, что вся эта история имеет очень неприглядный вид. Когда-то он очень любил свою мать, гордился ею; пусть за прошедшее с тех пор время он и отрекся от нее, стал называть ее уличной девкой, а Александра — слабаком и рогоносцем, но Макс был по складу характера снобом, и ему нравилась собственная принадлежность к аристократии, нравился их великолепный дом, пышный титул Александра. И чем дальше, тем все это начинало значить для него гораздо больше, нежели ему представлялось: это обеспечивало ему прочное и надежное положение, уверенность в себе, социальный статус — и все могло теперь оказаться отнятым у него только потому, что он узнал историю собственного появления на свет, узнал о Томми. Тогда, в Ирландии, в тот день, когда Шарлотта рассказала ему о Вирджинии, она фактически сделала его сиротой: он потерял отца, отрекся от матери. Единственным, что у него после этого осталось, был миф, — но это был важный миф, питавший его душевные силы. Дававший ему прошлое, корни, происхождение. Со временем Макс привык к Томми и даже полюбил его, но вовсе не хотел бы оказаться человеком такого типа и положения. И, презирая Александра как личность, он все же понимал, что один только Александр может обеспечить ему достойное место под солнцем.

Макс сознавал, что, когда работал моделью, дурил и бил баклуши, принимал наркотики, добивался своего исключения из Итона, он сильно рисковал, ибо оказывался вовсе не таким наследником, какого хотел бы иметь Александр. Но тогда, в шестнадцать — восемнадцать лет, все это представлялось ему несущественным; теперь же то, что ему предстояло унаследовать, начинало значить для него все больше и больше. Старая семейная шутка насчет того, что следующим графом Кейтерхэмом станет Георгина, потому что она любимая дочка и именно она сильнее всех других членов семьи любит Хартест, теперь временами начинала казаться Максу несколько зловещей. Вопреки всякой логике, всем здравым соображениям, его все сильнее беспокоил маленький Джордж.

* * *

В общем-то, он никогда не думал всерьез, что Александр сможет так поступить: оставить дом в наследство не ему, а кому-то другому; но даже сама мысль о возможности этого выводила его из душевного равновесия. А после того как родился Джордж, Макс стал чаще задумываться о своих отношениях с Джеммой. В этом году ему исполнится двадцать один; и он уже серьезно подумывал о том, чтобы обручиться с Джеммой. Она была как раз такой девушкой, которая виделась ему в роли его будущей жены и графини Кейтерхэм: красивой, хорошо образованной, воспитанной в правильных традициях. Того, что ее отец занимался бизнесом, было вполне достаточно; но он к тому же был и владельцем сельского поместья, человеком культурным, гостеприимным, обходительным. И чем более респектабельным и прочно устроенным в этой жизни будет выглядеть он сам, Макс, тем лучше. Джемма нравилась и Александру, он относился к ней одобрительно. Это тоже было важно. Господи, как же Макса злила эта необходимость добиваться одобрительного отношения со стороны Александра! Это при его-то презрении ко всем и всяческим одобрениям со стороны.

Макс вздохнул и повернулся, обняв Джемму одной рукой. Она, не просыпаясь, слегка нахмурилась и оттолкнула от себя его руку. Корова она и маленькая эгоистка, вот она кто. Разумеется, он ее обожает. Когда она бывает в хорошем настроении, с ней очень даже неплохо. А в постели так просто великолепно. Нет, он не видел причин, почему не стоило бы делать ей предложение. Совершенно не видел.

Макс сознательно и решительно выбросил из головы одну причину, одну абсурдную, невероятную причину, по которой ему нельзя было жениться на Джемме; обратился мыслями к наступающему дню, к тому, что он может принести, к делам в «Мортонсе» и в конце концов заснул.