Греховные радости
Шрифт:
Некоторое время спустя Джорджа снова вырвало. Она вытерла его смятыми бумажными салфетками. Запах был ужасно неприятный. Джордж плакал не переставая, непрерывно сжимал и разжимал от боли маленькие кулачки. Георгину охватила паника, слепая, нерассуждающая, тисками сжимающая сердце.
Она встала и снова подошла к столу дежурной.
— Пожалуйста, — попросила она, — пожалуйста, направьте меня к кому-нибудь. Я очень беспокоюсь.
— Все беспокоятся, — нравоучительно произнесла женщина, — придется вам подождать. Доктор должен уже скоро освободиться. На мой взгляд, у вашего ребенка ничего серьезного нет.
Джорджа снова вырвало, после чего он, похоже,
Георгина лихорадочно пыталась нащупать его пульс, но ей это никак не удавалось. Головка с абсолютно белым личиком безжизненно свесилась вниз. Он еще дышал, но Георгине казалось, что дышать ему осталось недолго.
— Бедняжечка, — пробормотал пьяный. Он снова подошел и попытался потрепать Джорджа за подбородок.
— Оставьте его в покое! — Георгина почти кричала. — Оставьте его, понимаете!
Все, кто ждал своей очереди, уставились на нее, но ей было уже наплевать. Она вскочила и решительно пошла вперед по коридору, всматриваясь в отгороженные занавесками кабинки.
— Интересно, куда это вы направились?! — Дежурная устремилась вслед за Георгиной. — Подобным образом вы все равно ничего не добьетесь.
— А если буду сидеть там и ждать, то тем более ничего не добьюсь, — огрызнулась Георгина. Казалось, она еще никогда в жизни ни к кому не испытывала такой ненависти, как к этой женщине. И если бы могла, испепелила бы ее одним своим взглядом. — Вы дура, жуткая дура, — проговорила Георгина, не узнавая собственного голоса. — Отстаньте от меня.
Она отдернула первую попавшуюся занавеску; там врач-индиец бинтовал руку какому-то мальчику. Врач с некоторым интересом посмотрел на Георгину, не обращая никакого внимания на яростные протесты дежурной.
— Пожалуйста, взгляните на моего ребенка, — взмолилась Георгина. — Пожалуйста. Мне кажется, что он умирает.
— Да, вид у него не очень здоровый, — согласился врач. — Надеюсь, вы потеряли не слишком много времени. Знаете, задержки бывают фатальны.
Пораженная Георгина открыла рот и закричала.
Джордж не умер. Его оставили в больнице для обследования; в тот день его больше не тошнило, но чувствовал он себя очень плохо, его мучил сильный понос, пульс у него был слабый. Георгина кормила его грудью, укачивала на руках, переживала, тряслась от страха, ощущала свое полнейшее одиночество и страстно хотела только одного: пусть она сама будет как угодно болеть, страдать, мучиться от боли, лишь бы только Джордж снова стал здоровым, крепким и веселым.
В тот вечер, когда она уже окончательно потеряла счет времени, в больничном отделении вдруг появился Александр; он тащил большую сумку.
— Чистые одежки для него, — сказал Александр. — Как он?
— Плохо, очень плохо. — Георгина разрыдалась.
— Выглядит он не так уж ужасно, — возразил Александр. — По крайней мере, тут он спит.
— Да, я понимаю. Но он такой слабенький. И совсем обезвоженный. И пульс у него совсем слабый. Его даже хотели положить под капельницу. — Она с трудом сдерживала рыдания.
Александр сел напротив, не сводя глаз с малыша. Потом вдруг проговорил:
— Кендрик бы должен быть здесь. С тобой. Помогать тебе.
— Папочка, — Георгина была слишком измучена и расстроена, чтобы думать сейчас о том, какое впечатление произведут ее слова, — папочка, между мной и Кендриком все кончено. Не будем мы ни жениться, ничего. Прости меня. Я должна была сказать тебе это раньше.
Очень странно, говорила она потом Шарлотте, но именно с
— Я ожидала какого-нибудь очередного обострения, но ничего так и не случилось. Просто удивительно. Такое впечатление… будто это было как-то связано с тем, что я наконец сказала папе насчет Кендрика, сняла эту тяжесть со своей души.
— Какая тут может быть связь, — ответила Шарлотта, — это же совершенно невероятно.
— Я понимаю, что невероятно. Может быть, мое беспокойство как-то передавалось Джорджу? Как ты думаешь?
— По-моему, вряд ли, — пожала плечами Шарлотта, — да это теперь и не важно. Джордж снова здоров. Вот что самое главное.
— Да, конечно, — улыбнулась Георгина, — это действительно самое главное.
Глава 60
Макс, октябрь 1987
— Господи, как же ты потрясающе выглядишь! Я даже готов сделать тебе предложение. — Голос у Макса был низкий и, казалось, дрожал от чувств.
— Ой, Макс, честное слово! — Шайрин, вместе с которой он ехал в лифте, сверкнула на него глазами из-под длинных ресниц. — Не говори глупостей.
— Я и не говорю. Платье у тебя восторг. Абсолютный восторг. — Он наклонился к ее уху, бросив осторожный взгляд на бесстрастные лица других пассажиров лифта. — У меня от одного твоего вида уже стоит как столб.
— Ой, Макс, — снова повторила Шайрин. — Замолчи, пожалуйста. И к тому же это не платье, а костюм. — Она самодовольно оглядела свою черную жакетку и черную же юбку. — Я его купила в «Нексте». Такой стиль называется «девушка из Сити».
— И жемчуг отличный, — продолжал Макс. — Очень удачно дополняет.
— Тебе правда нравится, да? Это мне Чак подарил на день рождения. Специально привез из Гонконга.
— Хороший он парень, Чак, — сказал Макс. — Господи, как же я ему завидую! Зайдем после работы в бар, Шайрин, а? — Он опять наклонился к ее уху. — У меня есть для тебя кое-какие новости от моего знакомого в «Мортонсе».
— О-о-о… да. — Шайрин заметно оживилась. — Да, Макс, конечно. Встречаемся где всегда?
«Где всегда» был у них бар «Фенчерч колони»; Макс пообещал Шайрин, что постарается помочь ей войти в мир биржевых маклеров, и в процессе такого содействия они уже четырежды встречались в этом баре.
Разумеется, вступление в биржевой мир было чистейшей фикцией; для проформы Макс поинтересовался у Джейка, насколько реальна такая возможность, и Джейк очень торжественно ответил, предварительно довольно долго постучав себя по носу, что подумает, чем он сможет быть тут полезен. Один раз он даже как-то поприсутствовал на встрече Макса с Шайрин и пространно описывал ей, что такое жизнь маклера, насколько она, Шайрин, понравится и будет интересна, какие перспективы может открыть перед ней такая работа в будущем. В обмен на эти рассуждения, на (как полагала Шайрин) содействие ей в карьере и на несколько бокалов шампанского Шайрин простодушно потрепалась о том, что происходит в лондонском отделении «Прэгерса» вообще и между Чаком и Фредди в частности. Конечно, на самом деле все это имело двойное дно: и они понимали, что Шайрин не такая уж простушка, и она сознавала, что Макс и Джейк это понимают; но, пока внешне все выглядело наивно и бесхитростно, совесть у каждого из них могла оставаться спокойной.