Гремучая смесь с колокольчиком
Шрифт:
– Ты всех своих мертвецов запоминаешь? – спросил Алексей, оторвавшись наконец от созерцания видов за окном.
– Нет, конечно! Но то был особый случай, как показали дальнейшие события. К тому же эта молодая женщина была чертовски красива. Она просто завораживала. Белоснежная кожа, про такую еще говорят – фарфоровая, длинные густые черные волосы, изогнутые ресницы, аккуратненький нос, губы потрясающей формы. Таких красивых лиц я больше не видел… Вернее, что я говорю? Видел, конечно… и сейчас вижу. Ты же очень на нее похож. – И Илья Иванович выразительно посмотрел на Алексея.
Таисия отложила бутерброд с черной икрой в сторону, поняв, что есть его
А Илья Иванович тем временем снова заправлялся горячительным. Руки его тряслись, разбрызгивая коньяк на гладкую поверхность стола. Алексей молчал, его и без того темные глаза помрачнели еще больше и стали напоминать две бездонные пропасти.
– А еще, думаю, этот труп произвел на меня такое впечатление потому, что он был свежий, ну, вы понимаете, о чем я? То есть женщина была фактически еще живая…
– Как это? – не поняла Тая.
– Не сбивайте меня. Сам собьюсь, – перевел дух Илья Иванович и проглотил очередную порцию коньяка. – Представьте мое состояние. Я привык ночью быть один, в тишине. Ну, с такой-то работой, сами понимаете… Сел к столу за отчеты и вдруг слышу какой-то звук. Спина похолодела, руки и ноги стали мягкими. Оборачиваюсь и вижу картину, которая настолько поразила меня и врезалась в сознание, что стоит перед глазами до сих пор. Лежит эта красивая женщина на секционном столе… Я уже планировал делать вскрытие, чтобы к утру у главного врача был отчет, тем более она умерла в приемном отделении, а любое медицинское учреждение в таких случаях хочет подстраховаться и отвести от себя подозрения. Документы – это самое главное. А тут вижу, что по простыне, которой был накрыт труп, в области живота разливается большое кровавое пятно и что-то шевелится. У меня у самого волосы на голове зашевелились. А когда раздались какие-то звуки, больше напоминающие писк мышки или котенка, я пересилил свой страх, подошел и приподнял простыню. Ужас! Между ног этой женщины оказался младенец. И тут она резко вдохнула, приподнялась, схватила меня за руку, сказала одно слово и упала замертво. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что ребенок очень слаб, не доношен и тоже умирает. Я впал в шоковое состояние, понимал, что у меня даже секунды нет на промедление, и кинулся оказывать им медицинскую помощь, то есть проводить реанимационные мероприятия. Так и метался между ее бездыханным телом и совсем малюсеньким ребенком. Я не знаю, сколько я так метался между ними, но в какой-то момент я понял, что не спасу ни одного, ни второго, потому что пока я приводил в чувство женщину, из ребенка вытекала жизнь, и наоборот. И тогда я понял, что женщина все равно не рефлексирует, и сконцентрировался на ребенке. И его я спас. Он перед вами, – вздохнул Илья Иванович, указывая на Алексея, и опрокинул очередную рюмку.
В гостиной повисла тишина. Таисия, сама не зная зачем, снова схватила бутерброд с икрой. Одна икринка оторвалась и упала на поверхность стола со звуком реактивного самолета. Во всяком случае, так показалось Таисии.
– То есть ты родился в морге? – спросила она Алексея.
– Получается, что так. Когда все закончилось, Илья Иванович вызвал подмогу, те акушеров, и меня увезли в ближайший роддом, где пару месяцев я провел в инкубаторе, ну а дальше в детский дом.
– Ничего себе. Первый раз вижу человека, родившегося в морге, – гнула свою линию Таисия.
– Слава богу, я ничего не помню, – закатил глаза Алексей. – Не
– Да, – вздохнул Илья Иванович, – а у меня с тех пор начались одни неприятности.
– Почему? – поинтересовалась Таисия, накладывая себе в тарелку ветчину, буженину и сырокопченую колбасу. – Вы же доброе дело сделали, человека спасли… – И она покосилась на Алексея.
– А… – махнул рукой Илья Иванович. – Все у нас не слава богу. Смерть в больнице всегда разбирается, а смерть в морге… Это, наверное, вообще единственный случай! Главного врача могли убрать.
– Так туда ему и дорога, – подтвердила Таисия, – разгильдяйство сплошное.
Алексей налил всем понемногу коньяка.
– Но главный врач оказался не прост, – продолжил Илья Иванович, – он был женат на дочке одной шишки из политбюро. А это означало, что его жопу хорошо прикрыли, извините за выражение. У меня вся жизнь с тех пор наперекосяк пошла, я по-другому выражаться не могу. Во всем обвинили меня – что я делал реанимацию неправильно, что я вовремя не позвал на помощь, что я вообще не должен был этим заниматься, что я убил человека, что если бы не я… – Илья Иванович задумался, словно в этих словах могла быть доля истины, но потом тряхнул головой, отбрасывая сомнения прочь. – Нет, я все сделал правильно.
– А то, что вам в морг доставили еще живого человека, это как? Нормально? – спросила Тая.
– А с этим вообще интересно вышло, – усмехнулся Илья Иванович. – Меня обвинили в том, что я маньяк и будто бы сам притащил себе живую женщину из приемного отделения, а когда начал ее насиловать, оказалось, что она беременная, ребенок вышел и закричал… На крик в морге прибежали сотрудники больницы и обнаружили меня на месте преступления. Женщину я успел убить, а вот ребенка удалось спасти. Сам главный врач принимал участие в спасении, за что и получил благодарность от жителей города, – перевел дух Илья Иванович.
– А вы? – затаив дыхание, поинтересовалась Таисия, не веря своим ушам.
– А что я? Жестокий маньяк, насильник и детоубийца был задержан, обезврежен. Следствие нашло свидетеля того, как я выкрал женщину из приемного отделения. Им выступил тот самый врач, который просмотрел, что она была еще жива, когда ее повезли в морг.
– Как он мог? – возмутилась Таисия. – Спасал свою шкуру!
– В прямом смысле, – согласился Илья Иванович. – А я подписал признательные показания, что, мол, все так и было: и насиловал, и убивал…
– Как? – изумилась Тая.
– После того как меня методично и жестоко избивали, когда у меня не осталось ни одного целого органа, я был готов на все, – хмуро ответил Илья Иванович. – Если бы я умер и произвели мое вскрытие, то мои органы напоминали бы губки, пропитанные кровью, и ничего больше. А синяков на коже не было. Каждое движение и даже слово вызывало во всем теле дикую боль. Я подписал все, что мне вменяли, лишь бы меня оставили в покое. А дальше… Мне дали двадцать лет.
– Господи, – выдохнула Таисия.
– Только один следак пожалел. Знали же, что дело сфабриковано, так через восемь лет ада на зоне меня признали недееспособным, провели психиатрическую экспертизу, тоже номинальную. Хотя к тому времени я уже, может, и был ненормальным на самом деле. И меня перевели в психиатрическую лечебницу… пожизненно.
Тая слушала его и не могла поверить, что такое могло произойти с обычным, ни в чем не повинным человеком. Вернее, такие случаи наверняка были и о них говорилось, но одно дело слышать и совсем другое дело видеть пострадавшего перед собой.