Грешница и кающаяся. Часть II
Шрифт:
— Имеет отношение к этой тайне? — с удивлением переспросил начальник тюрьмы.— Этот приговоренный к смерти…
— …с которым я по вашей милости разговаривал,— продолжил Шлеве.
— Этот Фукс и прекраснейшая и благороднейшая дама…
— …таинственно связаны между собой,— закончил Шлеве.— Не расспрашивайте меня более, господин д'Эпервье, прошу вас, я не распоряжаюсь чужими тайнами. Могу лишь заверить вас, что графиня всем пожертвует, лишь бы приговор не был приведен в исполнение.
— Я в высшей степени поражен. Но Боже мой, почти в каждом семействе
— Ему удалось бежать? — подхватил Шлеве, стараясь повернуть разговор в нужном ему направлении.
— Он хотел избежать позора,— пояснил д'Эпервье.
— Граф, должно быть, горячо благодарил Создателя и тех доброхотов, которые способствовали его бегству. Каким образом ему удалось бежать?
— Пять или шесть лет назад это было еще возможно…
— Вы хотите сказать, что теперь другое дело? — многозначительно спросил Шлеве.
— Правительство обязало тюремные власти принять все меры предосторожности.
— Я вынужден буду дать весьма грустный ответ графине Понинской,— сказал Шлеве и встал, не скрывая своего неудовольствия.
— О достойный барон, не сочтите за труд передать прелестной графине, что для нее я на все готов! — с прежним воодушевлением произнес начальник тюрьмы.
Лицо Шлеве приняло свойственное ему дьявольское выражение, соединявшее в себе и высокомерие, и злость, и насмешку.
— Графиня Понинская пропускает пустые слова мимо ушей и вознаграждает своей милостью только дела.
Начальник тюрьмы Ла-Рокет задумался над словами барона, а Шлеве пристально смотрел на него.
Вдруг д'Эпервье схватил его за руку.
— Скажите мне прямо, что я должен сделать для прекрасной графини, чей образ не покидает меня ни во сне, ни наяву,— быстро проговорил он голосом, полным страсти.
— Говорите тише, господин д'Эпервье,— предупредил его Шлеве,— у нас тут зашла речь о таких вещах…
— …из-за которых я могу лишиться головы! Вы правы, господин барон, но все-таки скажите, что желает графиня Понинская?
— Между нами говоря, милый господин д'Эпервье удовлетворить ее желание нелегко, но вам, я думаю, это удастся. Графиня желает, чтобы заключенный в Ла-Рокет человек избежал мучительных сцен, предстоящих ему в эту и следующую ночи.
Д'Эпервье, ни слова не говоря, взял барона под руку и повел в свой кабинет. Там он показал ему сверток лежавший на столе, и сказал:
— Вот приказ о приведении в исполнение смертного приговора Фуксу. Он должен быть казнен через два дня. Вся ответственность лежит на мне, господин барон. Вы понимаете, что это значит?
— Заключенный у вас в тюрьме под надежной охраной, не так ли?
— Да, это так.
— Завтра в полночь ему огласят приговор и приставят двух сторожей, если я не ошибаюсь?
— Да.
— Вы доверяете своим надзирателям?
— Вполне.
— Вот видите, все складывается как нельзя лучше. Заключенный находится
— Тет-а-тет с графиней? — возбужденно воскликнул д'Эпервье,— я не ослышался?
— Я вам это обещаю, если только вы поможете осужденному избежать казни.
— Перед каким трудным выбором вы меня поставили…
— Решайте, милый д'Эпервье, и решайтесь. У вас есть редкая возможность завтра в одиннадцать вечера быть свидетелем того, как прекраснейшая из женщин будет давать наставления балетным танцовщицам и мраморным дамам [1] в своем будуаре, куда никто и никогда не допускается. Вы будете присутствовать при этом зрелище, в то время как заключенный, переодетый в какой-нибудь другой наряд, выйдет из тюрьмы.
1
Так называли в Париже девушек, исполнявших живые картины, придуманные Леоной.
— Это невозможно, его узнают!
— Предоставьте это мне, милый господин д'Эпервье! Но прежде ответьте мне на два вопроса: во-первых, имеете ли вы вторые ключи от камер заключенных?
— У меня есть ключи от всех камер.
— Отлично! Одолжите мне один из них — от камеры Фукса — до завтрашнего полудня. И второе: кто, кроме надзирателя, войдет завтра вечером к заключенному?
— Никто не имеет права к нему входить.
— Подумайте хорошенько, господин д'Эпервье. Не может ли к нему войти завтра, скажем, помощник палача?
— Вы правы, помощник палача может войти к нему. Ваша предусмотрительность просто поражает меня, господин барон,— отвечал начальник тюрьмы в сильном волнении.
— Помощник палача? Отлично! Если до завтрашнего полудня вы дадите мне ключ, чего никто, даже моя тень, не узнает, то от вас в дальнейшем потребуется только одно: сесть в экипаж, который в десять часов вечера будет ждать вас у ворот.
— Вы… вы страшный человек, барон! — прошептал д'Эпервье, чувствуя себя побежденным.— Вы демон-искуситель!
Шлеве торжествующе рассмеялся.
— Мы с вами хорошо понимаем друг друга, любезный господин д'Эпервье. Для того, чтобы увидеть близко прекрасную женщину, можно прибегнуть и к услугам дьявола. Я жду вас завтра в начале одиннадцатого вечера у входа в Ангулемский дворец. Итак, по рукам!
Господин д'Эпервье вложил свою пухлую ладонь в сухощавую руку барона Шлеве.
Ну, а теперь позвольте ключ, друг мой! — напомнил барон.
На лице д'Эпервье отразилась внутренняя борьба. Он понимал, что, отдав барону ключ, сам становится соучастником преступления, и пути назад уже не будет.