Грешница и кающаяся. Часть II
Шрифт:
Видя его колебания, Шлеве постарался помочь ему сделать выбор.
— Вам будет позволено любоваться графиней так долго и на таком расстоянии, какое вам будет угодно.
— Хорошо, хорошо; когда же вы возвратите мне ключ?
— Завтра в полдень я сам принесу его вам.
— Вы понимаете, господин барон, чем я рискую?
— Будьте совершенно спокойны, господин д'Эпервье; если я берусь за дело, то можете положиться на меня.
— Что ж,— помедлив, сказал начальник тюрьмы,— в таком случае нам придется вернуться
Шлеве молча кивнул. Морщинистое лицо его выражало торжество.
Привратник, удивленный столь поздним визитом начальства, с готовностью отпер ворота и впустил их. Д'Эпервье снова провел барона в свой кабинет и, попросив обождать, скрылся в соседней комнате.
Через несколько минут д'Эпервье вернулся; в руке у него был довольно большой заржавленный ключ.
Сорвав с него номерок, он отдал его барону.
— Благодарю вас за вашу любезность, господин д'Эпервье,— с усмешкой сказал барон,— вы не будете в ней раскаиваться! Завтра в полдень я еще раз вас побеспокою, чтобы вернуть вам ключ и просить вас в последний раз посетить Ла-Рокет и проститься с заключенным.
— Это невозможно ни под каким видом: вы сами себя выдадите.
— Разве в последний день к приговоренному не пускают родственников проститься?
— Родственников — да, но больше никого.
— В таком случае я завтра представлюсь вам как брат узника и в вашем присутствии прощусь с ним.
— Это весьма дерзкий и смелый план!
— Вы и тут ничем не рискуете, господин д'Эпервье, потому что если все откроется, то вы просто окажетесь жертвой обмана, за который никак не можете нести ответственность.
— Хорошо, я ничего не знаю и знать не хочу; все предоставляется вам, барон.
«Только не посещение Ангулемского дворца»,— подумал про себя Шлеве.
— Прощайте, господин д'Эпервье. В десять часов вас будет ждать экипаж.
Барон еще раз пожал пухлую руку начальнику тюрьмы как вновь приобретенному другу и вышел из комнаты.
Было поздно; один взгляд, брошенный в коридор темницы, убедил барона, что она не так уж сильно охраняется: негромко переговариваясь, два надзирателя бродили взад-вперед по коридору, где находились камеры заключенных.
Внизу жил сторож, без разрешения никого не впускавший в здание тюрьмы и не выпускавший из него. По приказанию начальника он с готовностью отпер тяжелую дверь.
Барон вышел во двор, где так же ходили часовые; двое часовых стояло у ворот и с внутренней стороны.
Привратник отпер их, и только тогда барон оказался на свободе.
XVII. СУСАННА В ВАННЕ
Следующий день выдался пасмурным, небо было покрыто облаками, моросил дождь со снегом, лишь увеличивая грязь на улицах Парижа.
Еще с вечера Шлеве отправил надежного слугу к слесарю, живущему в одном из боковых переулков,
Получив ключ и отослав лакея, чтобы незаметно уйти из дому, барон переоделся в простое платье мещанина; парик, которого он никогда не носил, совершенно изменил его лицо, слегка загримированное; облачение завершили широкополая шляпа и темный плащ, закутавшись в который барон вышел из дому.
Никто из самых близких знакомых и друзей не узнал бы в этом наряде гордого поверенного графини Понинской.
Кроме того было еще так рано, что все друзья и знакомые барона просто-напросто спали; кому могла прийти в голову мысль отправиться куда-то пешком в такую погоду?
Поливаемый дождем, Шлеве торопливо шагал к окраине Парижа; он пересек несколько площадей, перешел на другой берег Сены и наконец оказался у цели.
Перед ним на отшибе стоял большой дом, позади которого начинался пустырь. То было жилище парижского палача.
Хотя занятие его и не считалось уже бесчестным, водить знакомство с палачом избегали все. В прежние времена палач не имел права жить в центре города, теперь на это не обращали внимания. За пустырем тянулись другие кварталы, хотя и окраинные.
Шлеве вошел в приоткрытые ворота и увидел во дворе человека, занятого у небольшой, странного вида повозки. Вымоченное дождем дерево, из которого была сделана повозка, казалось черным. Верх повозки был откинут, человек с засученными рукавами, которые позволяли видеть его мускулистые руки, мыл повозку внутри. Это был фургон для перевозки заключенных к месту казни, и, судя по всему, предназначался он для Фукса, а человек с мускулистыми руками являлся помощником палача.
Шлеве отряхнул мокрый плащ и позвал:
— Эй, любезный друг!
Человек с голыми руками обернулся и, увидев Шлеве, сказал:
— Любезный друг? Вы первый меня так называете. Что вам угодно?
Шлеве подошел поближе, но на него так пахнуло из фургона, что он тут же отпрянул.
Помощник палача гулко рассмеялся; его черные волосы взлохматились от работы, он был одет в непромокаемую рубаху и панталоны, красный кант на которых указывал на его былую принадлежность к военной службе.
— Я бы очень хотел переговорить с вами с глазу на глаз,— сказал Шлеве с любезной миной, хотя на душе у него кошки скребли.
— Говорите, мне некогда,— отвечал помощник палача, продолжая мыть фургон.
— Мы здесь промокнем.
— Мы и без того уже промокли. Ну так что у вас за дело ко мне?
— Я хочу просить вас об одном одолжении — разумеется, за определенную плату.
Услышав о деньгах, человек с голыми руками сделался покладистей.
— Пойдемте под арку,— сказал он,— там не так мочит.