Грешница
Шрифт:
— Если бы я могла скакать верхом на всех соревнованиях, мы бы всегда выигрывали.
— Ты ездишь верхом? На скачках? Я бы слышал — об этом.
— Инкогнито, конечно, и никогда в Ньюмаркете.
— Ты очаровательная крошка.
Ее улыбка была непроизвольно женской и самоуверенной: «Я знаю».
— Как я могу позволить тебе просто уйти? — Его ленивое протяжное произношение пленяло ее, так же, как и необыкновенная красота.
— Потому что если отпустишь, то увидишь меня на Туне против твоего Мамелуке на скачках Аркадии
Он скатился с нее, словно она обожгла его огнем, и, приподнявшись на одном локте рядом с ней, сказал приятным голосом с обезоруживающей улыбкой:
— Может быть, тебе будет интересен маленький спор.
— Я не могу позволить себе пари.
— Ты не можешь себе этого позволить? — страстно прошептал он.
— Я предупреждаю вас, милорд, ответ — нет.
— Я знаю, твоя лошадь не может выиграть.
Он провоцировал ее, и она это знала, но он оспаривал ее чистокровных лошадей, а скачки были частью ее жизни тоже. Сидя совершенно прямо, она изучала праздного молодого лорда, славившегося мужской красотой, лошадьми и победами у женщин. В затемненной комнате его холодное длинное тело, врожденная сила, удивительно классические черты, совершенная мужественность, казалось, бросали ей вызов.
— Назовите ваши условия.
— Вы, конечно, — произнес он слегка протяжно.
— Будьте точнее.
— Я хотел бы сказать, навсегда, но вы напомнили мне о том, что надо быть практичным, к тому же всего одни скачки, поэтому… — Его легкая улыбка исчезла, и его голос приобрел властную решительность, с которой он спорил всегда. — Неделю с вами в этом месяце.
Вы называете место, я называю развлечения.
— А если вы проиграете?
— Ваш выбор, конечно, — холодно ответил он.
— Я предпочитаю английские деньги.
— Как угодно. — Он слегка наклонил голову, и черный шелковистый локон упал на лоб. — Назовите, пожалуйста, цену.
— Пятьдесят тысяч гиней. — Это была огромная сумма. Он мог бы отказаться, и ее честь не пострадала бы. Он мог согласиться — и эти деньги выплатили бы долги ее отца за скачки.
— Согласен, — мягко сказал он и снова заулыбался.
— Тогда я могу идти?
— До завтра. Я буду ждать скачек.
— Моя личность жокея…
— ..останется известной мне одному. Даю слово.
И он наблюдал, на этот раз с удовлетворением, как она одевалась, уверенный в том, что скоро встретится с ней.
Он помог ей застегнуть пояс и маленький ряд пуговиц сзади на шее, и он думал, помогая ей расправлять юбку ее простого белого платья, о том, как непохожа она на остальных гостей — женщин. Разница была удивительная, такая, как и странные чувства, и сам факт того, что он испытывал чувства. Обычно в этот момент он заводил вежливый диалог прощания, не думая с нетерпением о следующей встрече.
Он нежно поцеловал ее, когда каждая лента была на месте, и сказал:
— Увидимся на скачках.
— Я выиграю, — весело сказала она.
— Посмотрим, —
Она не может противостоять Мамелуке и Фордхэму. Большой гнедой не проиграл ни одной скачки.
— Готовьте ваши гинеи, — только и сказала она с улыбкой, и, послав ему воздушный поцелуй, повернула ключ в замке, открыв дверь.
Глава 8
— Что, черт возьми, ты там делала? — выпалил Данкэн в ту же секунду, когда она вышла из комнаты, его голос был похож на глухое рычание.
— Не выходила замуж за Джорджа Прайна, — резко ответила Челси. — Сейчас я иду домой, а ты можешь идти со мной или оставаться здесь, как хочешь.
Следуя за ее быстрыми шагами по черному ходу, Данкэн разгоряченно сказал:
— Синджин заплатит за это. Ты знаешь?
— Лишь после того, как я расскажу отцу о том, что сделала. А не после того, как ты расскажешь о том, что сказал красивый герцог о женитьбе. Я думаю, что он не из тех, кого нужно дубиной пригонять к алтарю. Я, в любом случае, не хочу выходить замуж. — Она говорила с глухой страстью в голосе.
И отказалась добавить хоть слово на эту тему, пока не предстала перед разгневанным отцом примерно тридцать минут спустя.
Он грохотал и угрожал, Данкэн и Нейл добавляли свои замечания, разумные и неразумные. В этом ужасном столкновении Челси стояла твердо, с растрепавшимися волосами, подол ее платья запачкался от мок рой травы на лугу, но спину она держала совершенно прямой.
— Вы не можете заставить Сейнт Джона жениться на мне, если только не притащите его связанным по рукам и ногам на церемонию, и тогда вам придется связать меня тоже, потому что я не собираюсь выходить за него замуж. Можете хоть ангелов звать на помощь.
— Он погубил тебя, девочка, — рычал отец,:
— ни один англичанин не уйдет от расплаты за это!
— Он даже не знал, кто я такая, — терпеливо повторила Челси в десятый раз. — Он думал, что я одна из шлюх из Лондона. Я сказал ему, что мой поступок направлен против Джорджа Прайна, и в том, что произошло, виновен ты, а не Сейнт Джон. Я не хочу, чтобы меня меняли как товар в уплату твоих счетов за скачки, и если ты не объяснишь епископу дипломатическим путем, что сватовство закончено, я расскажу ему все в деталях.
Десять минут она находилась под градом мужских оскорблений, мужского гнева и мужского взгляда на честь и практические стороны брака. Она устала, ее выдержка была на исходе, и ее собственное чувство обиды обострилось.
— Может быть, некоторых женщин можно заставить выйти замуж, но не меня, — продолжала она, с трудом сдерживая свой гнев. — Я не знаю, как сказать это еще проще.
Отец посмотрел ей прямо в глаза, это длилось несколько секунд, словно он, наконец, понял смысл ее слов. Он вдруг вспомнил свою молодую жену, ее юную гордость и прямоту.