Грешник

Стивотер Мэгги

Джереми взял мою руку.

— Коул, — сказал он, — давай же, чувак, — он посмотрел на Ти. — Ты снял здесь достаточно. Выключай.

Глава 41

 КОУЛ •

Джереми вел свой старый пикап, а я сидел на пассажирском сидении, упираясь головой в дверь. Мы не говорили. Я все равно был охрипшим.

Он жил в доме за Голливудскими Холмами. Даже несмотря на то, что географически это было не очень далеко от города, но казалось, будто это другой штат.

Узкие улочки, взвивающиеся по холмам,

наполненные почтовыми ящиками, растениями юкка, апельсиновыми деревьями, пыльными пикапами и БМВ. Вместо домов были убогие хижины родом из двадцатых, столетние обитатели старого Лос-Анджелеса.

Улицы становились все более узкими и крутыми, а повороты — все более непредвиденными до тех пор, пока мы наконец не прибыли в место, которое Джереми делил со своей девушкой. Светло-зеленый дом был низко посажен и покрыт решеткой. Эвкалиптовое дерево, что росло рядом, слилось в единое целое с домом, что казалось вполне подходящим для Джереми. Пыльный и ужасно побитый мустанг столетней давности был наполовину загнан под металлический навес.

Джереми припарковался на улице.

— Я думаю, тебе стоит оставить свой рабочий телефон здесь.

Я непонимающе уставился на него. А затем сказал:

— Он у Изабел.

Джереми нахмурился. Он перебирал в памяти все свидетельства моей онлайн-жизни.

— Да, — просто произнес он. Он поставил машину на ручной тормоз. — Ну, оставь все, что предназначено для шоу, тоже в машине.

Мы поднялись по кривым бетонным ступенькам, я — чуть медленнее его. Внутри дом был именно таким, как я и ожидал от Джереми: скромный, просторный и очень свободный. Он привел меня в кухоньку, полную уродливых нетронутых электротоваров из семидесятых, я оперся об дверной косяк и почувствовал себя жалким, когда он начал рыться в ящиках в поисках кухонного полотенца.

— Не двигайся, — сказал он. Я примостился щекой на столешницу, когда он коснулся им другой стороны моего лица. Полотенце покрылось грязью и сажей.

— Святой Иисус! Джереми! Коул? Сен-Клер?

Таким образом я обнаружил, что девушка Джереми играла на укулеле в группе, образовавшейся на два года раньше, чем мы. Она стояла на пороге в кухню в лифчике и шортах. Наверняка, некоторые девушки были бы обеспокоены встречей с неожиданными гостями в таком виде, но все в ее позе указывало на то, что она не одна из них. В последний раз я видел ее, когда мы давали благотворительный концерт для сирот в Портленде.

— Привет, Стар^[38], — пробормотал я.

Стар посмотрела на Джереми.

— Это ты его так?

Джереми прощупывал мой лоб пальцами.

— Не знаешь, у нас есть набор первой помощи?

Стар присоединилась к нему и склонилась надо мной. От нее пахло пачули^[39], сахаром и мечтами. Я видел их с Джереми босые ноги. То, как они стояли: так комфортно, так беззаботно, — неожиданно заставило меня почувствовать себя дерьмово из-за всех моих жизненных выборов. Я хотел — я хотел — должно быть, я ударился головой сильнее, чем думал.

Я хотел Изабел, но она была слишком невероятным желанием.

Стар очень осторожно потрогала мои волосы.

— Возможно ему нужно в больницу, Джер.

Я закрыл глаза. Я бы скорее умер на этой столешнице.

— Ему нужно побыть в тишине, — сказал Джереми. — У нас был плохой день.

Они ушли от меня в другую комнату, и

я слышал бормотание их голосов. В моей голове их голоса были как этот дом — обжитые, скромные и знакомые. Я слышал, что они много употребляли «он» и понял, что речь шла обо мне, но мне было плевать. Люди всегда говорили обо мне.

— Мне нужно в туалет, — сказал я Джереми, и они оба указали за угол.

В ванной я закрыл дверь, включил свет и вентилятор, облокотился о раковину и принялся раскачиваться туда-назад. Там не было зеркала, так что я продолжал видеть перед собой лица Энджи и Виктора и вспоминать все наши с Виктором разговоры о наркотиках, волках или суициде. Я вынул иголку из кармана штанов, распечатал покрутил ее под раковиной и воткнул кончик себе под кожу.

Я отсутствовал пять минут. Этого было недостаточно, чтобы успеть сделать что-то, разве что немного избавиться от дрожи и, возможно, слегка исцелить вмятину на моей голове. Я ничего не сломал, дверь все еще была закрыта, а Джереми не стучался по другую сторону, так что я, должно быть, не шумел.

Я оделся и смыл воду в унитазе, как будто воспользовался им, а затем вымыл руки.

Я почувствовал себя лучше. Или по-другому. Временный сброс настроек.

Снаружи Джереми задумчиво стоял на кухне. Он вздохнул, когда я вошел, а затем сказал:

— Она собирается принести Неоспорин^[40] и корейские барбекю. Ты же все еще не вегетарианец, правильно? Да, не думаю.

Он дал мне стакан воды и пачку замороженного гороха, завернутую в чистое кухонное полотенце, чтобы приложить к голове, и мы прошлись по его дому, рассматривая отсутствие мебели и материальных благ, множество бамбуковых ковриков и комнатных растений. Скорее всего, он был бы невыносимым, если бы не очень удобный с виду диван, оранжевый бюст Бетховена и все эти старые деревянные колонки, которые он принес с собой в самом первом эпизоде.

— Мне здесь нравится, — сказал я ему, потому что то, как он разулся и гордо ходил по дому босиком натолкнуло меня на мысль, что ему понравится, если я это скажу.

— Мне тоже, — произнес он.

— Ты встречаешься со Стар, — сказал я.

— Да.

— Она стала горячей штучкой. Как долго это уже длится?

— Два года.

— Вау.

— Тебя долго не было, Коул.

Я бросил пакет бобовых в раковину и мы вернулись на улицу ждать Стар. Пока мы стояли у решетки, поросшей розами, он объяснил, что купил этот дом на последний гонорар от Наркотики, а сейчас он отдает деньги Стар, чтобы та оплачивала счета и разбиралась с налогами, и подрабатывает на концертах, когда она говорит, что им нужно больше денег, чтобы оставаться на уровне.

— Она забирает все твои деньги? — спросил я. Над моей головой кружила колибри.

Он посмотрел на меня.

— Я отдаю их ей.

В сущности, вот, что происходило: я пропал на почти два года, а когда вернулся, Джереми вырос, обзавелся домом и стал счастливым — нет, он всегда был счастливым, сейчас он просто был счастлив с кем-то — а я вместо этого вернулся и стал тем, кем всегда был.

Мое лицо или, может, сердце дрогнуло. Я так устал от одиночества, но я всегда был одинок, даже если рядом были люди. И я устал от толпы, но я всегда был в ее окружении, даже наедине с собой. Всегда только и разговоров о том, как все хотят быть чертовски особенными. Я так устал быть единственным в своем роде.