Грешники
Шрифт:
Его старший брат, который женат на сестре Светы.
У них там чуть ли не династия...
За эти сутки он мне ни разу не позвонил.
Поглядела в пустой холодильник, потопталась у чайника. Напилась воды из-под крана и вышла в коридор.
Отец разговаривает по телефону с кем-то из дружков - древний бордовый аппарат висит на стене у двери сколько я себя помню.
– Я в магазин, - сняла рюкзак с крючка и влезла в шлепанцы, протиснулась на лестницу.
Жарко.
И по этой жаре с визгом носятся дети на старой площадке.
Глазея
– Вам в больницу сотрудники не нужны?
– спросила, когда она уже почти скрылась в подъезде.
Она обернулась, и я замерла в ожидании.
Знаю, что ее муж - заведующий отделением больницы. А сама она работает в банке. В банк меня никто не пустит - на это и не надеюсь.
– Опыта нет, но я учусь в медицинском, - шагнула ей навстречу.
– Пока только на второй курс перешла. Но у меня огромное желание. И я быстро все схватываю.
– Так, - соседка нахмурила лоб, что-то прикидывая в уме. И с готовностью мне кивнула.
– Спрошу у супруга. И у знакомых поспрашиваю. Может, и подберем что-то.
Просияла и придержала дверь для нее, к своему подъезду полетела на крыльях, тонких еще, слабых, но у меня со временем все получится, все будет отлично - сказала себе.
И пугливо дернулась, когда кто-то приблизился сзади и выдернул из рук пакет.
– Милая, тяжело, наверное, - прозвучал за спиной негромкий голос мужа. Кирилл обошел меня, отобрал второй пакет. Остановился напротив, собой загораживая солнце.
– Привет.
Посмотрела на продукты в его руках. Первая мысль почему-то пришла такая - что вот он сейчас отберет у меня покупки. И выбросит их, потому, что сам точно не станет есть колбасу за двести рублей.
– Ну что, не поцелуешь даже?
– спросил он, не дождавшись ответа.
И я отмерла.
Будний день, во дворе ходит народ, мы не одни в пустом доме, где муж может размахивать кулаками, а я все равно, испугалась и ломанулась в сторону кустов.
– Злата! Злата, постой!
– пакеты зашуршали и упали на асфальт. Кирилл нагнал меня чуть ли не одним прыжком, ухватил за футболку.
– Да стой ты. Злата.
Он повернул меня к себе.
– Тихо, ну чего ты, - его голос ласковый, усыпляющий. Руки гладят мои плечи, - Злата. Ну прости меня. Я эти сутки места себе не находил. Думал, что сказать тебе. Чтобы ты меня простила. Хочешь, на колени встану? Встать?
Смотрю в его лицо - глаза ангельские, и под ними темные круги. Волосы непривычно взъерошены и шелковая рубашка помята, он будто не спал совсем.
– Не знаю, что на меня той ночью нашло, - продолжил Кирилл, сжал мои плечи.
– Просто я очень ревнивый. А этот Барсов...крутился возле тебя. Что мне оставалось делать? Я вспылил. Понимаешь? Простишь меня?
Хлопнула дверь соседнего подъезда. И я машинально покосилась туда - на отца, что бодрой походочкой отправился в магазин за горючим.
– Хочешь, отца
– проследил за моим взглядом Кирилл.
– Лучшую найдем. Забудет, как бутылка выглядит. Ну Злата. Ну скажи что-нибудь.
– Нужно документы оформить, - выдохнула и подняла глаза к его лицу.
– На развод.
Сказала это. И уверилась, что нам, правда, надо разойтись, ведь я и сама не безгрешна, я прошлой ночью, привязанная к клетке, позволяла другому мужчине делать со мной такие вещи, что от воспоминаний горит лицо.
И того, другого мужчину я жду здесь, во дворе, от нетерпения сгораю.
Не мужа.
– Мне жаль, что мы с тобой...- начала и осеклась, когда хватка на моих плечах стала сильнее. И съежилась, когда Кирилл, не стесняясь прохожих и детей на детской площадке замахнулся.
И отвесил мне оплеуху.
В ушах зазвенело, и его лицо на миг перед глазами расплылось, я не ожидала удара, ведь он так извинялся. Я думала...
И теперь почти ничего не соображаю.
– То есть тебе жаль, Злата, - повторил Кирилл, стискивая мое плечо, на месте меня удерживая.
– Я тут распинаюсь, отца твоего гребаного вылечить хочу, на колени встать готов. А тебе жаль.
– Отпусти меня!
– выкрикнула и дернулась из его рук. Ткань футболки жалобно затрещала.
– Кирилл, отпусти. Или я так заору. Что вся округа сбежится.
Ухо горит, в ушах до сих пор стоит звон, мой голос тоже звенит, мне хочется, чтобы этот мужчина, лицом и фигурой которого можно обложки журналов украшать - хочется, чтобы он просто убрался отсюда.
Как быстро. Теплые чувства к нему обратились в страх.
– Ясно, - процедил муж. Отпустил меня так резко, что я пошатнулась. Он растер лицо и усмехнулся в ладони.
– Злата, ну цирк. Ты живешь в клоповнике. Море только на картинке видела. Как и рестораны, в принципе. Шмотки нормальные. Да нихрена ты не видела. И ты меня бросаешь, да? Самой не смешно.
У меня болит ухо и мне не смешно. Поэтому жду, когда веселиться закончит он. Смотрю ему за спину, на разбросанные по асфальту продукты.
Какой-то автолюбитель уже размазал по дороге апельсин и ярко-оранжевая каша разлетелась по нарисованным мелом классикам.
Смотрю по сторонам.
Из магазина на углу вышел отец с черным непрозрачным пакетом. Махнул рукой таким же небритым мужикам, что в нетерпении трутся у турников, на которых женщина в цветастом платье хлопает ковер.
Обычный июльский день в обычном дворе.
– Папа с друзьями пошел отмечать очередной праздник в своем синем календаре, - сказал муж и тоже посмотрел на счастливую компанию, сворачивающую за угол дома. Перевел на меня взгляд и понизил голос, словно секрет мне хочет открыть.
– Так и допиться можно. Не до белочки, если бы. Глядишь, не сегодня-завтра водкой паленой траванется. И загремит в деревянный макинтош. Да, Злата?
– В смысле?
– В прямом.
Моргнула раз, другой. Тупо уставилась на мужа, отказываясь понимать.