Грёзы о Закате
Шрифт:
— У словен с заката тоже покупаете?
— Твоих словен саксы в блин раскатали. Нет их в нашем мире!
Монах вскочил, будто ужаленный.
— Как это нет?! Нам ныне равных не найдёшь на закате!
Алесь не удосужился ответить. Козьма, мрачно глядя на наглеца-прорицателя, вероятно, пришёл к какому-то выводу.
— Твоя судьба горше моей, потому как тебя лишили всякой надежды, — вымолвил волхв. — По нашей правде ты был прав… Не ошибся, говоря тебе 'сыне'.
— Тогда говори 'внуче'! На шаг ближе к истине.
— Ты должен поведать всё, что знаешь о словенских народах.
— Кое-что знаю о твоей эпохе и о грядущих
Невольно всплывшие в речи слова из латыни «эпоха» и «историк» вызвали улыбку волхва.
— Будешь сказывать не о 'твоей', а о 'нашей эпохе'.
— А ведь верно! — Алесь криво усмехнулся и вспомнил некоего карманного воришку: тот, пойманный им за руку на месте преступления на рынке, примерно также криво лыбился, а потом достал финку как последний довод…
В мыслях человека не от мира сего возник целый ряд аргументов, которые он готов был изложить в диалоге с волхвом-детективом, но тот засуетился и начал собирать горшочки с микстурами.
— Вечером побеседуем. Бежать мне надобно к Агеласту. Тебе же, Алесь Буйнович, строгий наказ: ложись и лечи покоем свою буйную головушку.
Козьма, забрав мешок со снадобьями, ушёл, а его пациент произнёс вслух:
— И Шехерезада прекратила дозволенные речи!.. Но волхву надобны не сказки.
Он с горечью думал о сказках, которые сочинял для себя, пытаясь оградить душу от жестокой реальности. Те сказки, а точнее говоря, искажения людей и событий в зеркале его представлений преображали его внутренний мир, и он иногда чувствовал себя героем и поступал соответственно. Перед тем как уснуть, начал скорбно укорять себя, успел задать вопрос и ответить на него: «Как же я был наивен! Не Буйнович ты, а Александр — блин — Грин! На хрена мне геройство? Довело оно меня…»
Дневной сон подействовал благотворно на его самочувствие.
Перечитывая текст, написанный предыдущей ночью, и припомнив те события юных лет Ведислава, которые не включил в текст, он продумал детали своего предстоящего дискурса с волхвом.
Травник вернулся поздно вечером и выставил на стол яства, дарованные ему стряпухами и кухарками патрона.
Затравка сработала: вовсе не известие о грядущем введении христианства на землях словенских народов потрясло лекаря, а заявление о том, что вся Русь примет христианскую веру.
— Греки своих богов порушили, академию в Афинах закрыли, народ у них в невежестве пребывает. Но на исповеди ходят да доносят друг на друга. И на себя. Сравни убогость их нынешнюю с тем, что ранее у них было! И в мыслях и в делах! Вот горе-то нам!
Бывший волхв вспомнил о своем нательном крестике, со всей силы резко рванул его со своей шеи и направился к плетёной корзине, что стояла в кухонной нише для разного мусора.
— Зачем же выбрасывать? Отдай крестик мне. Мне мать наказывала носить крестик, и я, хоть и атеист, носил его как оберег на шее или в кармане. Хазары его отобрали.
Козьма молча передал крестик.
— До крещения Руси ещё ох как далеко! Мы не доживём, — Алесь вздохнул и глянул искоса на бывшего волхва. — Вряд ли мы доживём и до иного горя и бедствия. Никто ещё не ведает имени Герона. Но наступит печальный для словен девятьсот сороковой год от рождества Христова, и тот год можно считать началом многих злых деяний немцев и иже с ними. Герон совершит подлое убийство трёх
— Прав был мой отец. Ратовал он за выборного великого князя и единение с велетабами. Некоторые волхвы и старейшины поддержали его, но большинство волхвов и князей не вняли его разумному голосу. Волхвы с князьями давно не могут найти примирения. Волхвы всегда были выше князей. Но многие князья ныне не желают ущемления своей власти. Есть князья-самозванцы. Есть такие, что кричат о праве наследования. Нет такого права в нашей старой правде.
Помыслы Алеся о дискурсе ради убеждения волхва в необходимости великого князя оказались ничтожны.
«Щас бы вылез с поучениями! Древний не глупее тебя, безбородого» — с этой ухмылкой в свой адрес молодой и безбородый спросил у 'древнего':
— Кто же, какое вече может избрать великого князя?
— Волхвы избирают великого князя.
— Рюрика избрали или призвали волхвы?
— Самозванец Рорик Годолюбович! Обломилось ему княжить у абодритов, обломилось ему у франков, кои его Рюриком прозвали, и пришёл он со своими братьями и дружиной на новые земли. Мы его не избирали и не призывали. Князь призван защищать народ, города и селища. Не может князь торговать людьми своего народа. Белых девиц продают люди Рюрика хазарам на торжищах. И меня, волхва из древнейшего руянского рода, продали. О Велесе, Боже мой, что же ждёшь, пошто заплющил вочи свои, какая треба надобна, чтоб очнулся и узрел непотребные деяния ререгов?
Алесь глянул на свою чашу с водой, усмехнулся, услышав очередное нытьё волхва по поводу своей судьбы, и подумал, что иная чаша, чаша его терпения переполнилась.
— Возможно, христианство разъело тебя, Козьма, а возможно, ты по природе мстительный человек. Думаю, что ты наговариваешь на князя Рюрика. Зачем же обобщать? На том факте, что тебя сплавили из Северной Руси как врага и вредителя, ты придумал и выстроил нелепу сказку и лелеешь мечту о мести.
— Как ты смеешь его защищать? Ты ж ничего не знаешь о нём?
— А ты знаешь? Всю жизнь проведший в Царьграде, ты не имеешь права судить его. Благодарен ты должен быть и князю Трувору, по-моему, уже покойному. Не будь его воли, сидел бы ты в своём богом забытом селище. Здесь у ромеев ты обрёл знание и навыки, о которых и мечтать не смел, и невелик был бы твой горизонт, если б сиднем сидел на Великой на реке.
Обиженный волхв нервно начал перебирать листы своей книги в поисках какой-то, ему одному ведомой страницы, а потом уставился невидящим взором в стену с травами, развешанными на ней для сушки.