Грибификация: Легенды Ледовласого
Шрифт:
Подобные часы были широко распространены в Республике, их выдавали не только офицерам Президентских штурмовиков, но и высокопоставленным сотрудникам иных Республиканских ведомств. Особенно верные сторонники Президента утверждали, что в тот момент, когда минутная стрелка с бутылкой пересекает часовую стрелку со стаканом совершенно необходимо сделать перерыв в работе и накатить пятьдесят грамм. Третья красная секундная стрелка изображала вилку с насаженным на нее соленым огурцом — любимой закуской Президента. Сейчас рука со стаканом указывала на двенадцать, а рука с бутылкой —
— Занять позицию, — приказала Люба, — Огонь по команде.
Хрулеев взял в руки винтовку Симонова и ползком вылез из-за соснового корневища. Стрелять ему совсем не хотелось, руки дрожали.
Хрулеев прицелился в старика, который не сделал ему ничего плохого. Все это было глупо, абсурдно, бессмысленно. Большая часть людей на Земле и так мертва. Зачем в такой ситуации стрелять друг в друга? Ордынцы легко могли убить его, когда он пришел к ним умирающим от голода. Они могли пристрелить его, и забрать себе все его патроны, сигареты, вещи и даже собаку. Но они не сделали этого, вместо этого они честно обменяли предложенное Хрулеевым на еду. А теперь он должен их убивать.
Хрулеев искренне любил оружие и стрельбу, но когда речь идет об огнестреле — между теорией и практикой лежит огромная пропасть. Он никогда не стрелял в людей. Конечно, он убил того мальчика, но ведь там было другое. Мальчик был рабом Гриба, ему нельзя было помочь. И самое главное, если бы он не выстрелил тогда в мальчика — Герман скормил бы его Молотилке и дочка Хрулеева, которая бродит где-то в этих лесах, осталась бы совсем одна.
Хрулееву казалось, что старик-ордынец смотрит прямо на него, но это, конечно, было просто иллюзией. Отсюда нельзя было рассмотреть, куда именно направлен взгляд старика, а кроме того, если бы дед заметил Хрулеева, то уже поднял бы тревогу.
Может быть, не стрелять? Но ведь тогда Люба просто убьет Хрулеева, в этом он не сомневался. Дед тем временем курил, выпуская облачка сизого дыма. Хрулеев не знал, что делать. Руки у него дрожали, сердце бешено стучало. Он ведь может промахнуться. Он просто промахнется, и все. Когда тебе вручили винтовку шестидесятилетней давности, промазать вполне простительно.
Мучительные размышления Хрулеева вдруг прервал звук. Неподалеку засвистели в свисток, потом еще раз. Где-то слева в лесу защелкали выстрелы, затрещали автоматные очереди. Ордынцы на холме бросились к оружию.
Пашка выстрелил первым, но ни в кого не попал. Люба убила ордынца, который жарил грибной шашлык, следующим выстрелом уложила девушку, а третьим ранила старика в ногу. Последний боеспособный ордынец успел схватить ружье, но Люба застрелила его выстрелом в шею. Хрулеев выстрелили в сосну, Пашка добил старика.
На холме теперь лежали четыре трупа, кони ордынцев ржали и рвались с привязи, мертвый шашлычник упал лицом в костер, его волосы и тюбетейка загорелись.
Стреляли теперь и слева и справа, судя по всему, группы «Центр» и «Юг» вступили в бой. Сзади послышались крики и топот, это бежала к полю группа «Север», в разведчики которой и был записан Хрулеев. Люба вскочила на ноги, но через секунду вновь повалилась на землю.
Из-за
Конные ордынцы открыли огонь, группа «Север» отвечала им тем же. Мимо Хрулеева пробежал глава основного состава группы «Север» по кличке Твою Мать с криком:
— Вперед, твою мать!
Люба убила двоих ордынских всадников, и застрелила лошадь под еще одним.
Наступавшая группа «Север» в составе семидесяти человек открыла штормовой огонь, через несколько секунд все конные ордынцы были перебиты.
Группа «Север» стремительно ворвалась на картофельное поле, Хрулеев, Пашка и Люба теперь остались в глубоком тылу. Судя по звукам и мелькавшим за деревьями силуэтам, на поле завязался жаркий бой.
Выжившие кони, лишившись всадников, метались в районе холма. На самом холме лежало десять мертвых ордынцев, две лошади и один германец, имени погибшего Хрулеев не знал. Еще один конь умирал под холмом, из его шеи хлестала кровь.
— Все, победа, — заявил Пашка Шуруповерт, вскакивая на ноги.
Хрулеев и Люба тоже встали, и в этом момент Хрулеев вдруг ощутил, что в лесу как будто похолодало. Он поднял голову и увидел, как наверху в сосновых ветвях метнулась жирная туша, покрытая перьями.
— Филины, — Люба выстрелила, но промахнулась.
Она бросила СВДС и достала пистолет. Пашка дал очередь, но тоже не попал. Люба безрезультатно сделала несколько выстрелов из макарова, а потом зачем-то опять схватилась за винтовку.
Другой филин тем временем резко спикировал вниз на Пашкину голову, и тут же взмыл вверх. Пашка Шуруповерт наверное закричал бы, но кричать ему больше было нечем, языка и лица у Пашки теперь не было, на том месте, где они раньше располагались, зияла огромная кровавая рана. Филин наворачивал круги, зажав в когтях Пашкино лицо.
Люба быстро перезарядила СВДС и наконец подбила филина. Тварь по инерции пролетела еще несколько десятков метров и рухнула на холм, заваленный трупами ордынцев. Пашка пошатался пару секунд и упал на землю, он был мертв.
— Ложись! — заорал Хрулеев, и Люба действительно успела пригнуться. Это спасло ей жизнь, налетевший на Любу сзади второй филин метил ей когтями в шею, но в результате схватил девушку за длинную косу, торчавшую из-под общевойскового шлема.
Хрулеев не верил своим глазам. Несмотря на то, что Люба сама по себе была полненькой, в бронежилете и, кроме того, все еще сжимала в руках СВДС, филин легко и быстро поднял ее в воздух, как схваченную полевую мышку.
Люба громко завизжала, заглушив на несколько секунд звуки боя на картофельном поле. Филин взмыл вверх с добычей в когтях, Люба раскачивалась на собственной косе, как елочная игрушка на веревочке. В таком положении ее черная коса казалась невероятно длинной, длиннее самой Любы. Хрулеев прицелился, но не решился выстрелить, шанс задеть Любу был слишком велик.