Грибная красавица
Шрифт:
– Отец Георг, я запутался. Мне кажется, что все против меня. Я не понимаю, как такое возможно! Сам кардинал Яжинский приказал мне отказаться от обвинений колдуньи.
Громко звякнула чашка, поставленная неловко на стол. Священник смотрел на меня с горечью и недоумением.
– Вот оно как...
– протянул он, доставая банку варенья с полки. Руки его плохо слушались. Я встал помочь.
– И что же теперь, колдунья окажется на свободе?
– Нет.
– Я аккуратно разложил варенье по креманкам и налил из чайника густой ароматный чай. - Я отказался подчиниться приказу.
– Но тогда
– Пусть. Я сегодня же напишу письмо Папе, изложу все обстоятельства. Уверен, он обязательно вмешается.
– Но суд уже в воскресенье, - отец Георг задумчиво покрутил чашку с чаем.
– Знаешь, ты бы посоветовался с девицей Хризштайн.
– Как вы можете, святой отец? Она хладнокровная убийца, расчетливая и бездушная. Не хочу иметь никаких дел с ней, даже слышать о ней не хочу.
– Ты послушай, что я тебе скажу, только не прерывай и не обижайся на старика, ладно? Она сделала то, что на самом деле должен был сделать ты, Кысей.
Я возмущенно вскинулся, но был остановлен успокаивающим жестом священника.
– Да, убить эту тварь должен был ты. И это не жестокость, а проявления милосердия. То существо умерло бы так или иначе, от голода, ведь никто бы не стал его кормить. Или бы случилось непоправимое, оно бы заманило и сожрало неосторожного стражника. Так что вместо мучительной голодной смерти ему был дарован быстрый и безболезненный конец. Лидия поступила правильно.
– Отец Георг, вы видели ее глаза? Ее как будто бы забавляло все происходящее, ни разу даже не вздрогнула. Сумасшедшая... убийца...
Отец Георг положил свою руку на мою, ободряющее сжал ее и мягко ответил:
– Мне кажется, она просто играет такую роль. Прячется за ней, понимаешь? Не будь к ней столь строг.
В субботу утром ко мне пожаловал назначенный Церковью защитник, отец Бульвайс, огненно-рыжий здоровяк, покрытый веснушками, с веселым и обманчиво добрым лицом.
– Рад с вами познакомиться, господин Тиффано!
– он крепко пожал мою руку, улыбаясь во весь рот.
– Хотел обсудить с вами некоторые моменты предстоящего суда.
Я предложил ему присесть.
– У меня для вас неприятные новости. Вы знаете, что сегодня ночью все материалы по делу помчицы Малко сгорели?
– Как?...
– я был поражен.
– Это невозможно! Они ведь хранились в церковном схроне!
– Увы, - толстяк пожал плечами, притворно вздохнул.
– Говорят, это поджог. На месте преступления даже найдено послание от этого...
– он щелкнул пальцами в воздухе.
– Как же его? Серого Ангела!
Я судорожно соображал. В схроне хранились все собранные улики, опечатанные колдовские зелья, деловые документы помчицы, в которых были опасные для некоторых вельмож свидетельства. Кажется, теперь им не придется опасаться, что их имена всплывут на суде.
– Меня интересует, как вы собираетесь поддерживать обвинение?- спросил отец Бульвайс с ехидной улыбкой.
– Даже без собранных материалов, доказательств против колдуньи более чем достаточно, не находите?
– Нет, не нахожу. В деле есть ваши слова и только.
– Вы ошибаетесь. Как минимум пять братьев-послушников могут подтвердить то, что колдунья
Улыбка здоровяка стала еще шире.
– Помчица заявляет, что дети вовсе не были пленниками, она просто дала им приют в своем доме.
– Просто приют? В подвале, в загоне, словно скот?
– я сорвался на крик.
– Тише, тише. Послушники заявили, что ничего колдовского они не видели, кроме странного поведения девицы Хризштайн, которую вы изволили упомянуть.
– А как же быть с младшей дочерью помчицы? Ее изуродованное колдовством тело тоже ничего не значит?
– Помчица заявила, что ее дочь была больна. И госпожа Малко самоотверженно ухаживала за ней...
– Профессор Куцик засвидетельствовал, что это колдовство!...
– Профессор Куцик буквально вчера отказался от своих слов. Он утверждает, что ошибся. Что ж, с каждым может случиться.
– Ах так. А как быть с зельями, обнаруженными в кабинете помчицы? В их колдовской природе профессор Куцик тоже ошибся?
– А не было никакого зелья, никаких склянок... А если и было что-то, то, увы, сгорело...
– рыжий мерзавец развел руками и поднялся.
– У вас не осталось ни улик, ни свидетелей. Да, кстати, если притащите в суд эту ненормальную девицу Хризштайн, то позволю себе напомнить, что ее выходка на приеме у бургомистра до сих пор на слуху. Поэтому ее слова будут непременно поставлены под сомнения в виду ее психического нездоровья... До встречи в суде.
Я сидел с бессильно сжатыми кулаками минут пять. Потом сорвался и поехал к помчику Картуа. Он отказался со мной говорить и заявил, чтобы я на его показания не рассчитывал.
– Где была ваша проклятая Инквизиция, когда мою дочь погубила колдунья?
– он с ненавистью смотрел на меня.
– А теперь ваши церковники еще смеют мне угрожать. Ничего! Я жизнь положу, но доберусь до колдуньи. Мне не нужен ваш суд. Убирайтесь!
Я осознавал, что бесполезно встречаться с профессором Куциком. Ему должно быть тоже пригрозили. Пожар явно был устроен намеренно, и вовсе не Серым Ангелом. Я понимал, что в суде у меня будут только косвенные доказательства и мои слова. Против слов всех остальных. Ну может еще отец Георг будет свидетельствовать. Я оказался загнанным в угол, прекрасно понимая, что завтра колдунья выйдет на свободу. И сам не заметил, как ноги принесли меня к дому Лидии. На улице стоял одуряющий запах сдобной выпечки. Демон, что же делать? Есть ли хоть малейший шанс, что она может что-нибудь придумать? В любом случае, я должен попытаться и сделать все возможное.
Мартен радостно поприветствовал меня и предложил перекусить. Я вежливо отказался и поднялся к Лидии, застав ее в кабинете. Она сидела за столом и разбиралась со счетами.
– О, надо же! Ко мне пожаловал сам господин инквизитор, - протянула она насмешливо, заметив меня, но от своего занятия не оторвалась.
– Да вы теперь местный герой, знаете?
Я смотрел на ее склоненную белокурую голову и размышлял. Бесполезно тратить время на хождения вокруг да около, поэтому я сразу сказал: