Грибы на асфальте
Шрифт:
— «Сейчас вылетит птичка», — повторил я уныло.
— Молодец! Сразу видно, что у тебя склонность к этому делу.
Устраиваться на работу мы пошли втроем: я, Кобзиков и заведующий отделом парикмахерских и фотохудожественных работ ОГГ, угрюмый прыщеватый субъект со странной фамилией Умойся. В случае удачи всего предприятия я должен стать его инструктором. По имевшимся в ОГГ сведениям, секретаршей в этой фотографии работала дочка директора комбината бытового обслуживания. Мой заведующий отделом собирался на ней жениться. Так как девушка была «зеленой», а будущий
Фотография № 39 артели инвалидов помещалась на базаре в дощатом здании, напоминавшем ларек для продажи газированной воды. На дверях трепыхался листок: «Требуется опытный фотограф-инвалид».
Мы внимательно прочитали объявление, вытерли ноги о проволочный коврик и вошли. За столом сидела молоденькая курносая девушка и что-то писала. «Клиенты в нетрезвом состоянии не обслуживаются» — висело объявление у нее над головой.
— Хромай, — прошептал Кобзиков.
Я захромал и споткнулся о стул. Девушка подняла на нас глаза.
— Визитка? Портрет? — спросила она.
— Заведующего, — галантно улыбнулся Вацлав Девушка скрылась за черным занавесом.
— Счастливчик, — шепнул ветврач. — Не девушка, а розовая мечта!
— Тощая слишком, — изрек Умойся.
— Кормить будешь — поправится. Заведующий вышел — с черной повязкой на глазу, небольшого роста, поджарый.
— В чем дело, молодежь? — осведомился он, вытирая руки ватой.
— Вот этот парень хочет устроиться к вам, — сказал Вацлав.
— Инвалид?
— Хромой от рождения.
— Где раньше работал?
Кобзиков обиделся.
— Разве настоящий фотограф где-нибудь работает? Настоящий любитель экспериментирует у себя дома. Мой друг занимается фотографией с детства. В 1957 году его снимок «Воробей на заборе» даже был отмечен премией. Не видели в «Советском фото»?
— Нет, — сказал заведующий. — Давайте трудовую книжку.
Я замялся.
— Понимаете… — начал Вацлав.
— …настоящий любитель не имеет трудовой книжки, — докончил мужчина с повязкой. — Ладно, пусть ваш друг пройдет сюда.
Я последовал за странным заведующим. В комнате, куда он привел меня, горел красный свет. Я ровным счетом ничего не различал. Потом мои глаза привыкли, и я увидел, что мой будущий начальник стоит совсем рядом. Его горбоносое лицо с повязкой хищно приглядывалось ко мне. Я уже начал жалеть, что послушался Вацлава. Еще этот тип возьмет да вызовет милицию.
Мы продолжали молча разглядывать друг друга при красном свете.
— Для чего служит в фотоаппарате затвор? — неожиданно спросил заведующий.
— Для затворения.
— Так…
Мужчина резко присел и быстрым движением согнул мне ногу. Мои уши стали горячими. Мне захотелось скорее уйти из этой мрачной комнаты.
— Что кончал?
— Четыре класса, — пробормотал я.
— Синус разделить на косинус — что будет? Быстро!
— Тангенс, —
— Тригонометрию в четвертом классе не изучают. Учитель?
— Нет…
— Ты не дрейфь. Я не выдам. У меня вашего брата много перебывало! Все довольны оставались. Агроном?
— Инженер…
Заведующий оживился.
— Это хорошо. Гуманитарникам всегда плохо фотоаппарат давался. За месяц троих уволил: нет никакого художественного вкуса. Но ты особо нос не дери. Тебя я тоже возьму с испытательным сроком. Если все пойдет хорошо, тогда официально зачислю в штат и выдам трудовую книжку. Завтра можешь выходить на работу. Условий у меня два: я для тебя бог, и половину зарплаты будешь отдавать на творческие исследования.
— Какие исследования?
— «Какие», «какие»… Не твоего ума дело. Я кандидат фотохудожественных наук, и наша артель тесно связана с Космической лабораторией. Ясно? Только держи язык за зубами.
По дороге я уныло передал наш разговор Вацлаву.
— Ползарплаты — это, конечно, не зарплата, — сказал председатель ОГГ. — Это даже не три четверти зарплаты. Но что сделаешь, если ты гриб? Другие вон у Егорыча за одну похлебку вкалывают. Вообще тебе, можно сказать, повезло: без трудовой книжки сейчас почти невозможно устроиться. И потом в фотографии есть что-то от искусства, это не то что я в г… копаюсь.
Через неделю я, уже уверенно прихрамывая, суетился вокруг одноглазого, похожего на спрута ящика. Правда, сначала было много недоразумения. То я забывал вставить светочувствительную пластинку, то открыть объектив, то навести на резкость. Дважды фотоаппарат вместе со штативом падал на голову клиенту в тот самый момент, когда я произносил: «Сидите спокойно. Сейчас вылетит птичка».
Один из пострадавших клиентов настрочил на меня жалобу:
«25 ноября с. г., будучи в фотографии № 39 на предмет изображения личности в паспорт, я получил ушиб верхней части темени в результате неловкости фотографа тов. Рыкова, сбившего ногой на меня штатив. Интересно, проводился ли инструктаж по технике безопасности с тов. Рыковым?»
Второй ушибленный клиент ограничился ироническим замечанием:
— Вы не лишены юмора, молодой человек.
Он имел в виду мои слова о вылетевшей птичке. Но потом все наладилось. Заведующий был доволен.
— Если дело пойдет так и дальше, — говорил он, — то мы скоро не станем писать на обороте карточек фамилии владельцев.
Звали заведующего Иваном Христофоровичем. У него были сухое тренированное тело и резкие неожиданные движения. Обычно Иван Христофорович передвигался по комнате со всякими вывертами: скакал вприсядку на одной ноге, мимоходом делал стойку на стульях, цеплялся, как орангутанг, за приделанные в потолке специальные кольца. Разговаривая со мной, он проводил легкую разминку. Даже во время печатания снимков он делал круговые упражнения для шеи. Я еще никогда не видел у людей такой страстной любви к физкультуре.