Гридень 2. Поиск пути

Старый Денис

Он не хотел озвучивать очевидное – нам нужно идти к Юрию Долгорукову. Именно там сейчас идет освоение Ополья – немалой территории с очень богатой землей. Если учитывать то, что сейчас продолжался так называемый «Средневековый климатический оптимум», да с доброй землей… Можно получать очень неплохие урожаи, если грамотно подойти к делу, то земля может так родить, что и самим хватит прокормиться, будущей армии Ордена-Братств, и на продажу зерно отправить.

– Я пошлю письмо и князю Юрию, и епископу Ростово-Суздальскому Ефрему. Он зело старый человек, я знаком с ним, он тот, кто Юрия Владимировича подбивает на власть и так же призывает единству Руси, –

Климент посмотрел на меня, после на князя. – Знать вы должны, братья мои во кресте, что иду я супротив своего мнения. Люб мне Ростислав и брат его Изяслав Мстиславовичи, но пока они воевать будут с Ольговичами, хотел бы я для них добро делать. Но дело превыше. Идите к Юрию и у вас будет время усилиться.

– Так ты за эту затею? Ты, владыко, дозволишь? – не поверил князь, выступавший критиком идеи создания Ордена.

– Да! Получится, – я с вами, а нет, так одним сильным сподвижником у князя Юрия станет больше. Ты, Иван Ростиславович, славный муж, узнал я о том, как половцев били вы. Но об одном прошу, пусть крест целовать и не заставлю, – не участвуй в усобице супротив Мстиславовичей, – сказал Климент Смолятич и ожидаемо получил обещание князя.

Я знал, что усобица между Изяславом и Юриям вот-вот должна начаться. И это будет очередная боль для Руси и новая порция ослабления для каждого из участников противостояния между племянником и дядей. Знал, но пока ничего не говорил по этому поводу. Может, все же и нужно взять сторону Юрия, позже прозванного Долгоруким? Читал я, что именно его в будущем называли первым самодержцем на Руси.

После состоялись первые обряды, которые можно было бы считать уже «братскими». Дружина, причем уже и прибыла полусотня Глеба, приняла клятву. Воины, среди которых был и я, целовали крест защищать христианство, под которым неизменно понималось православие. При этом прозвучало «русское христианство». Крамольная на сегодняшний день идея так называть, нет русской патриархии, получается и церковь у нас Константинопольского патриархата. Клялись мы и в том, что всеми силами стремиться станем к единству Руси.

Я понимал, почему и зачем Климент Смолятич поддержал, казалось, абсурдную идею, по крайней мере, не понятную для русского человека. Он стремится занять митрополичий стол, ему любая поддержка не лишняя. И все для этого у епископа есть, нужный князь занял Киев, поддержка у большинства епископов Руси. Нет только разрешения Константинопольского патриарха, которое при предыдущем порядке было необходимо.

В той реальности, о которой я хоть что-то помню, у Смолятича получилось и он был-таки киевским митрополитом, а после прислали кого-то из Константинополя и случился конфликт. Чем дело решилось, я не помню. Да уже и не важно, потому как история идет по чуть иному сценарию.

Мы не ушли из города ни на следующий день, ни даже через неделю. Будущий митрополит отправился в Туров, взяв с собой Спиридона, а дружина князя Ивана Ростиславовича стала пополняться.

Это было удивительно, но после пастырского слова епископа Смоленского гомийцы, словно с ума сошли. Они повалили к Ивану Ростиславовичу с дарами, молодежь стала проситься в дружину. Ну как до того не использовался такой мощный пропагандистский ход, как проповедь и воззвание? Климент сказал и о том, что те, кто поддержит создание Братства спасутся на Суде Божием, и что нужно единство, не допустить нашествий иноверцев. И не важно, что до Гомия не доходят никакие иноверцы, если только не полоняные, да черниговские со смоленскими спорят за город. Но тут сыграло больше про единство. Будет

единый правитель, так и Гомий более не познает войны.

Только где-то к середине лета получилось, наконец выйти из Гомия. От князя Юрия пришло письмо-ответ на послание Климента. Ростовский владетель писал, мол, пусть приходят, посмотрим на этих чудаков. И, признаться, уходить на Ростово-Суздальскую землю многие уже не хотели. Не потому, что там плохо, или уже прижились в Гомие, а потому, что весь юг Руси готовился к отражению широкоанонсированному нашествия половцев.

Но именно сейчас – это не наша война. Пора осваивать тыл, базу, пора себя обеспечивать, заняться строительством, созидание, учением, чтобы после всех удивить. Чтобы стать сильными.

– Пошли! – скомандовал Никифор и наша сотня отправилась в путь.

Именно так – сотня! Полусотня Никифора выросла до восьми десятков и стала именоваться сотней. А я? Полусотник! И кажется, что мое назначение было связано не только с тем, что мой десяток оказался самым многочисленным, именно таким образом было объяснено назначение, а чем-то еще. Князь стал смотреть на меня несколько иным взглядом, так, как он смотрит на старшего сотника нашей дружины, Боромира.

– Эх, не некому приглядывать за тобой, Ярл ясный сокол, прохиндей этот, Спирка подевался куда-то. Как прибыл пресвитером, так все в делах своих священнических. Видимо много у дружинников грехов накопилось, что бегают исповедоваться, – бурчал я, разговаривая с соколом, который смирно сидел на перчатке на моей правой руке.

– И ничего я не прохиндей, – услышал я позади себя.

Глава 5

Василий Никитич Татищев был не прав. Этот историк описывал князя Юрия Долгорукого, как большого, высокого и очень толстого человека, не заботящегося о своем княжестве, а лишь грешил чревоугодием, да пил много. Якобы, правитель северо-востока Руси постоянно пребывал в веселии. Неправда.

Юрий Владимирович был невысокого роста. Явно не выше большинства людей этого времени. Лицо вполне славянское, телосложение нормальное. А вот руки… Они были нормальной длины, но кисти рук, действительно, были длинными [описание согласно реконструкции костяка, признанного останками Юрия Долгорукого].

Насчет того, что он не управлял княжеством – это преувеличение. Я не заметил у ростовского князя большого рвения в этом деле, но он держал ситуацию под контролем. Больше же управлением княжества занимается подросток Андрей Юрьевич, используя отцовские подсказки.

В целом, здесь, в Ростове, система государственного управления была несколько иной, чем та, что господствовала в иных княжествах Руси. Опираясь на свое боярство, Юрий Долгорукий выстраивал некий прототип абсолютной монархии. Подвластные ему князья и бояре могли советовать, но никогда не указывать князю. На своих землях они владетели, но внешняя политика, как и экономическая – прерогатива ростовского князя.

Когда мы прибыли в Ростов, нас встретили не очень приветливо. Местное боярство увидело конкурента себе и ту силу, с которой князю Юрию придется считаться. Они, бояре и мелкие князья, рискуют получать теперь меньше внимания и милости от князя Юрия. Двести тридцать восемь экипированных, большей частью, опытных воинов это очень существенный аргумент. Именно столько сейчас бойцов насчитывала наша дружина.

– А не много ль ты хочешь, князь? И землю получить желаешь, и особый наряд со мной заключить? – грозно и жестко говорил Юрий Владимирович, скорее, выговаривал Ивану Ростиславовичу.