Гридень и Ратная школа!
Шрифт:
— Разворачивай, возвращаемся в Стужгород!
— Да как так-то, старшой, неужто полупустые вертаться будем? — с чего-то взбеленился водила. — Не положено вроде…
— Меченная Родом нам попалась, роженица. Давай в ближайший город, а оттуда мы своим ходом на паровозе.
Смотри-ка, угадал!
В ответ со стороны водительской кабины послышался удивлённый присвист и уже спустя секунду автобус рванул с места в карьер. Повезло, что я успел усесться на сиденье, иначе точно навернулся бы во время крутого разворота и переломал себе все кости.
— Я Молчан, а тебя как звать? — будущий Велесов погонщик попытался разговорить
— Не твоего ума дело! — сказал как отрезал служивый. — С девицей почём зря не болтать, это обоих касается.
Молчан тут же стушевался и я понял, что дело нечисто. По всему выходило, что Род не сильно баловал своим вниманием смертных, но уж когда баловал, то делал это на совесть. Иначе волхв не стал бы носиться с девчонкой, как с писаной торбой. Видать, была в ней некая сверхценность, которую я пока не мог разглядеть.
Эх, будь у меня побольше сведений об этом мире, возможно и узнал бы правду, а так остаётся лишь гадать и додумывать.
Что мне известно о Роде? Он создатель всего живого и сущего, отец остальных богов и самый почитаемый в народе покровитель. Ему поклоняются все от мало до велика, независимо от пола и рода деятельности. Его чтут и пастухи, и дружинники. И нет в Славии человека, который бы не привечал Рода, как второго отца.
Можно ли, отталкиваясь от столь куцей информации, сделать какие-то выводы? Вряд ли. Разве что догадки. Возможно, Род, как и Сварог, даровал своим избранникам контроль над материей, но только не над мёртвой, как это делал Небесный кузнец, а над живой? Или дозволял своим любимчикам созидать нечто новое доселе невиданное, кто знает?
Ясно одно, Голуба крайне важна. Именно поэтому волхв всячески оберегал девочку от наших поползновений. Всю дорогу до ближайшего города он глаз с неё не спускал, даже полюбившуюся газету и ту отложил в сторону.
Меченная Родом от столь пристального внимания заметно нервничала, но возражать жрецу не смела, она лишь кротко опускала взгляд и теребила подол сарафана. Расслабилась Голуба только тогда, когда мы, спустя четыре часа, пересекли городскую границу. Да и то исключительно потому, что у её надзирателя появилось дело к нашему шофёру.
Стоило автомобилю проехать через контрольно-пропускной пункт — этакую будку с самым настоящим шлагбаумом, как волхв тут же дал новое указание водителю:
— Мчи сразу на вокзал!
Глава 3
Столица. Она впечатляла. Даже из окна вагона я мог оценить её величие.
Стужгород разительно отличался от того провинциального городка, из которого мы выехали на поезде. Ладные чистые улицы, добротные трёх-пяти этажные дома с качественной облицовкой и на удивление ровные дороги. После захудалой деревушки такого я не ожидал. Думал, будет похуже.
А тем временем поезд потихоньку тормозил и мы впятером должны были вскоре покинуть уютный вагон.
— Борислав, возьмёшь мальчишек, выправишь им документы в канцелярии, а затем доставишь в Ратную школу, — распорядился волхв. — Я же с девочкой направляюсь прямиком в здание Княжьего совета. Надо поскорее выделить ей охрану и отправить роженицу на попечение Великого князя.
— Вас понял, — кивнул сопровождающий нас дружинник и приложил кулак к груди. — Честь дружине!
— Князю слава!
Жрец
Во время воинского приветствия плечи дружинников выдвинулись вперёд, выставляя на всеобщее обозрение шевроны в форме каплевидного щита. Причём картинки на этих самых щитах разнились. Если у дружинника там красовались два скрещённых меча, то на Шевроне волхва были изображены посохи. Они также были скрещены между собой, но было их уже три.
Я сразу же вспомнил рассказы деда. Пустой щит — гридь, ещё совсем зелёный солдат, которому только предстоит доказать своё право зваться дружинником. Один меч — уже дружинник, бывалый боец, который проливал кровь за отчизну. Два меча — десятник, опытный вой, ответственный за судьбы ближайших соратников. Три меча — полусотник, малый и пока что неопытный командир. Четыре меча — сотник, полноценный командир, что уже показал себя в деле. Пять мечей — полутысячник и наконец шесть — тысячник, признанный всеми отец-командир. Если же шестёрка мечей была заключена в круг, образуя тем самым громовое колесо Перуна, то владельца такого шеврона величали воеводой.
В старшей дружине дела со знаками различия обстояли примерно так же. Разве что шевроны были чуть иного толка, каплевидный щит на них был объят языками пламени.
Ну и у специальных отрядов, что подвигами славными заслужили известность людскую, имелись собственные шевроны и знаки отличия на них. Куда же без воинской элиты в тоталитарном-то государстве?
По всему выходило, что оба наших сопровождающих служили в обычной дружине, правда в чинах немалых. Один успел дослужиться до десятника, а второй и вовсе до полусотника, пускай и по жреческой линии. Всё же я сомневаюсь, что таких ценных кадров, как волхвы отправляют на передовую. Скорее они получают новые звания не столько за воинские заслуги, сколько за оперативную деятельность в тылу. Не зря же целого полусотника отправили на поиск каких-то там детишек, пусть и отмеченных богами.
У выхода с вокзала мы разделились. Голуба на пару с волхвом отправились к ожидающему их служебному автомобилю с гербом князя Стужгородского на капоте, а мы с Молчаном в сопровождении Борислава на саму остановку. Своего автомобиля нам пришлось дожидаться.
Пока стояли под навесом от дождя, я с нескрываемым любопытством следил за снующими туда-сюда людьми. Они были разными: молодыми и старыми, гражданскими и военными, зажиточными и не очень, но всех их объединяло одно — они не высматривали нечто у себя под ногами, а наоборот приподняв подбородок уверенно глядели вперёд. Завораживающее зрелище. Несмотря на непрекращающиеся войны, эти люди не страшились будущего и уж тем более почём зря не опасались друг друга. Им даже не приходилось натягивать фальшивые улыбки, чтобы втереться к кому-то в доверие — для этого у них была общая цель.
Всё это время Молчан так же, как и я крутил головой и заворожённо глядел по сторонам. Вот только в отличие от меня его больше занимали не люди вокруг, а местная архитектура.
Впрочем, это было ожидаемо. Что уж говорить, если даже меня бывшего жителя Москвы впечатляла северная столица, то деревенскому мальчишке она и вовсе должна казаться восьмым чудом света.
Стужгород поражал своей монументальностью, он будто бы говорил: жгите меня огнём, бросайте сверху бомбы, мне всё нипочём!