Гридень и Ратная школа!

Гримм Александр

— Так, мелкота ну-ка давай шустрей — шустрей, обед на носу, — нас и вправду ждали, за длинной деревянной стойкой переминался с ноги на ногу молодой человек в гражданском. — Не робей, подходи по одному.

Чего-чего, а робеть я и не думал, поэтому без лишних вопросов подошёл к стойке регистрации.

— Звать как? — уточнил работник канцелярии, поудобнее перехватывая ручку.

— Стоум.

— Годков?

— Тринадцать.

— Тринадцать, славно-славно. Откуда сам?

— С Орехово.

— Отца как звать или безотцовщина?

— Приёмыш я, а отца названного

звать Изяслав сын Градислава.

— Отец служивый?

— Отставной десятник.

— Так и запишем, Изяслав сын Градислава, отставной десят… — принялся строчить клерк, но внезапно остановился и поднял на меня взгляд. — Слушай малец, а этот Изяслав тебе случаем не в деды годится?

— Есть такое.

— Эй, Жирослав! — внезапно заорал парень, чем сильно меня удивил. — А ну, подь сюда!

Через несколько секунд за спиной клерка распахнулась неприметная дверь.

— Ну и чего так глотку драть, поди не обед? — из дверного проёма выступил ещё один парень в гражданском. Был он чуть постарше первого и вид имел более молодцеватый.

— Помнишь, ты байки травил о первых десятниках Лютой сотни?

— Ну, было дело, — пожал плечами Жирослав. — И что с того?

— Глянь на мальца, знаешь кто это? — клерк бесцеремонно ткнул в меня пальцем.

— Родич твой, что ли?

— Да нет же, дурья твоя голова! Это Изяслава сын! Того самого Изяслава десятника Лютой сотни, прозванного в народе Боли-бошка.

— Етить-колотить!

Работники канцелярии не сговариваясь перевели на меня взгляд.

Ну дед, ну удружил. Нет, он, конечно, рассказывал о своих похождениях на фронте, но я думал привирает чертяка, ан нет, выходит правду говорил.

Вот только ни о какой Лютой сотне старик не упоминал, да и прозвище своё не озвучивал. Надо же “Боли-бошка” имечко прямо как у хитрого духа леса, что обманом полонит людей. В народе поговаривают, что этот большеголовый и неуклюжий старичок появляется перед нарушителем своих владений и наводит на того морок, дабы незваный гость окончательно заблудился и сгинул навсегда в лесной чаще.

— Эй, малец, — обратился ко мне Жирослав. — А правда, что папка твой, как-то целый отряд Крестителей в болоте притопил, али привирают люди?

— Ой, дурень, нашёл чего спрашивать! — вклинился первый клерк. — Конечно правда, иначе бы сам князь ему руку не жал. Стоум, ты лучше расскажи, сколько насечек на винтовке у Изяслава?

— Штук сто не меньше, — по крайней на этот вопрос я мог ответить, в отличие от предыдущего.

— Сто раз по десять, значит, — задумчиво протянул Жирослав. — Итого цельная тысяча. Силён десятник, не зря молва до сих пор ходит!

— Какая тысяча, вы о чём? — настал мой черёд удивляться.

— Ну как же, одна насечка — один вражий отряд. В отряде самое малое десять человек. Вот и получается, что дед твой тысячу ворогов схоронил, а может и поболе, — просветил меня Жирослав

— Постой, а ты неужто думал, что одна насечка — это одна голова? — подивился его более молодой коллега.

Да, млять, именно так я и думал! Неужто кто в здравом уме поверит, что обычный пехотинец перемочит такую кучу народа. Ладно бы артиллерист

или лётчик какой — у тех огневой мощи хоть отбавляй, но уж точно не мужик с пятизарядной винтовкой. Это ж как надо было постараться, чтобы столько людей перестрелять. Нет, я, конечно, слышал о том же Михаиле Суркове, который в бытность свою снайпером наколотил более семисот фашистов, но даже такому асу, как он, не удалось преодолеть тысячный порог. Ох и непростые люди служили в той сотне.

— Господин Жирослав, а расскажите мне об этой Лютой сотне…

Из кабинета я выходил с выправленными документами — точно такой же книжицей, что видел у Борислава, и в смешанных чувствах.

История знаменитого отряда брала своё начало за полвека до моего рождения. Тогда во время очередного Крестового похода врагам удалось преодолеть пограничный кордон и острым клинком отделить от Славии солидный кусок земли.

Стоит ли говорить, что фанатично настроенные крестоносцы тут же принялись искоренять иноверцев огнём и мечом? Лишь спустя трое суток славийцам удалось оттеснить крестоносцев обратно, но было уже поздно. Села и деревни превратились в обугленные остовы без единого признака жизни. Только где-то в лесах удалось отыскать выживших. Их оказалось немного, едва ли больше тысячи, но горя и злобы в них было хоть отбавляй.

Из огненного котла выбрались в основном бабы, да малые дети. Без отроков, тоже не обошлось, правда оказалось их куда как меньше — какая-то жалкая сотня. Но именно эта сотня несла в своих сердцах большую часть той злобы, что должна была вскоре выплеснуться на обидчиков. Именно тогда и родилась Лютая сотня — отряд, который впоследствии умоет кровью не один Крестовый поход.

Глава 4

Изначально Ратная школа представлялась мне этаким режимным объектом со своей контрольно-пропускной системой и высоким забором, что должен был отгораживать внутренний периметр от чужих взглядов, но реальность в очередной раз сумела преподнести сюрприз.

Княжеская военная академия Стужгорода походила скорее не на привычную мне воинскую часть, а на студенческий кампус европейского типа. Этакую обособленную территория со своей внутренней инфраструктурой, где ровные мощённые дорожки словно паутинки соединяли между собой многочисленные здания, в которых без труда можно было опознать как жилые комплексы и хозяйственные постройки, так и ангары для техники.

Помимо всего этого добра, в глаза сразу бросались огромные полигоны для отработки боевого слаживания и многочисленные стрельбища размером в несколько футбольных полей.

А ещё везде, куда ни кинь взгляд, словно муравьи, сновали многочисленные курсанты в форме самых разных цветов. Среди них были как юные едва оперившиеся отроки, так и молодцеватые парни уже успевшие вкусить тяготы войны.

Из окна служебного автомобиля мне даже удалось разглядеть небольшой отряд избранников Перуна. Эти бравые парни в синих полевых мундирах с молнией на шевронах, слаженно чеканя шаг, маршировали по ближайшей к нам дорожке.

Сквозь приоткрытые окна прямо в салон залетала их строевая: