Гриф

Миронов Георгий Ефимович

Из полураскрытого рта раздавалось какое-то хрипение и шипение.

Ему снился побег из спецвагона.

Так получилось, что в спецвагоне их было всего трое. Трое матерых рецидивистов, воров в законе. Они "шли по этапу". А фактически ехали в спецвагоне для этапирования заключенных, прицепленном к пассажирскому поезду № 204 Новосибирск-Кулунда.

Заключенные ехали в колонию усиленного режима, находившуюся на западе Новосибирской области.

Они не были знакомы раньше, но слышали кликухи друг друга: Гриф, Беня

Ташкентский и Бурбон.

По правилам, в пустом вагоне их бы должны были развести по трем разным отсекам. Но конвойные поленились — открывать отсек, выводить их по очереди. Куда проще раз в сутки всех троих вывести оправиться, под конвоем троих солдат, да дважды в сутки открыть отсек за решеткой и дать ворам хлеба, селедки и воды. Времени много не займет. И играй себе дальше в отсеке для конвоя в подкидного или «кинга». Эта ошибка конвойным обошлась дорого.

— Художники среди вас есть? — спросил «сокамерников» Гриф.

— Чтоб расписаться на заборе, не надо быть Айвазовским, — ответил, криво улыбнувшись, Беня Ташкентский, известный крайне злобным и мстительным характером: на его руках была кровь как минимум двадцати человек, суд доказал одного…

— Хоть и не погода, а не встать ли на лыжи? — спросил Гриф третьего вора по кличке Бурбон, детину огромного роста и мощного телосложения. Тот не сразу врубился, на что намекает «попутчик».

— Что толку гонять порожняком? Дело говори.

Сговорились они быстро.

К вечеру, часу в седьмом, одному из заключенных стало плохо. Беня Ташкентский мастерски изобразил сердечный приступ.

Сквозь решетки отсека конвойным было видно, как задыхается еще не старый, но уже морщинистый и желтый лицом человек, как закатывает глаза, как посинел от нехватки кислорода.

— Что буркалы выкатили? Не видите, человек в бушлат играет. Открывайте ворота, суки позорные, концы откинет. Прокурору жалобу накатаем — всем по ушам дадут! — завопил Бурбон.

Гриф молчал. Он сжимал в ладони заточку и ждал момента… На зону ему страсть как не хотелось: перед самой отсидкой он увлекся одной дамой, врачом "скорой помощи", и ему сильно хотелось на воле продолжить роман.

— Ну, че ты бебики выпучил? — орал Бурбон. — Зови сержанта: дай цинк, что филень кончается от сердца.

Растерянный солдатик из конвойного взвода, пришедший на крик из «купе», был обескуражен не столько криком наглого вора, сколько зеленовато-синим лицом Бени Ташкентского. Уж очень тот натурально менял на глазах цвет своего лица. В воровском мире считается высоким шиком умение сбить с толку вертухаев.

Прибежал сержант с ключами от «купе».

— Ну, что у вас тут? — недовольно спросил он, с удивлением рассматривая красно-синюю рожу Бени Ташкентского и не беря в расчет молчавшего и вроде как дремавшего Грифа. — Может, фуфло засаживаете?

— Не крути поганку, начальник, — заорал Бурбон. — Ковырни серьгу дать лекарство; помрет кент —

с тебя спрос.

Словно сомневаясь, сержант еще раз взглянул на дремлющего Грифа. Тот не внушал опасений. Бурбон был огромный и свирепый, но с его стороны вроде бы ничего не грозило: он ведь просто требовал оказать помощь его другу.

— Открывай, — кивнул сержант одному из солдат. Второго с автоматом поставил возле «купе», а сам со «стволом» в кобуре, с ключами от наручников в руках шагнул внутрь. Сержант протянул руки к наручникам Бени Taшкeнтского, второй солдатик приставил автомат к груди «Бypбoнa», тpeтий стоял в коридоре с автоматом на изготовку.

Вроде все учли.

Да все никогда не предусмотришь.

Протянутые к нему руки Беня схватил в железные тиски своих «граблей». От растерянности, что сине-зеленый зэк так легко ожил, сержант ослабел, ноги его стали ватными, и он начал валиться на бок — теперь ему самому уже не хватало воздуха.

Бурбон медленно отвел от груди направленное на нее дуло автомата, легко вывернул оружие из рук солдатика и, прижав автоматом солдата к окну «купе», так надавил ему на грудь, что солдат умер почти мгновенно — осколки сломанных ребер пропороли легкие и сердце.

Самая сложная задача была у Грифа — надо было достать заточкой солдата, стоявшего с автоматом на изготовку в коридоре.

Вот почему он начал движение почти одновременно, с «Бурбоном» и Беней. Он протиснулся в дверь в тот момент, когда сержант и один из солдат уже вступили в контакт с заключенными, причем солдату в коридоре еще не было ясно, что там в «купе» происходит. И пока он из-за спины первого солдата пытался заглянуть внутрь «купе», Гриф успел трижды ударить его заточкой вбок — под сердце, в живот и, когда он повернулся спиной, словно пытаясь убежать от смерти, — еще раз, с силой — в почку, сзади…

Через пару секунд в живых оставался лишь сержант, руки которого сжимал Беня Ташкентский.

Каким-то чудом сержант сумел все же вырваться. Беня резко отпустил его руки, и сержант упал на сиденье в глубине «купе». Пока медленно соображающий Бурбон наваливался на него всей тушей, пока Беня скованными руками пытался перехватить суетящиеся кисти рук сержанта, тот успел выхватить пистолет и дважды нажать на курок.

Беня Ташкентский был убит наповал.

Он не успел даже понять, что, собственно, произошло.

Успел только цвет лица поменять — из сине-зеленого на белый.

Умер он со спокойным лицом, на котором даже запечатлелась некая радость от встречи с иным миром.

А Бурбон был ранен: пуля прошла по касательной, задев мышцу предплечья. Но, видно, перебила какой-то сосуд, потому что кровь хлынула ручьем.

Воспользовавшись секундной паузой, — сержант и сам был весьма обескуражен, что двумя выстрелами уложил двух матерых воров, — Гриф сделал шаг, наклонился и перерезал горло сержанту от уха до уха.